(Из дневника Волошина)
Что-то все тянется, что-то не может кончиться.
Я каждый раз прихожу к Маргарите Васильевне с чувством обязанности. Мы вчера долго сидели. Все не говорилось. «Вы совершенно мертвый… Зачем Вы приходите? Вы не слушаете, когда я говорю. Я не понимаю…
Потом мы перешли в другую комнату.
«Я ни о чем не могу говорить, кроме того, что было. Кто из нас умер, а кто жив? Или мы по очереди умирали? Мне кажется, что со мной повторяется “Случай с господином Вальдемаром”. Может быть, этой весной я была только загипнотизированный труп. Впрочем, я не знаю. У меня столько гипотез поднялось. И каждая была так вероятна. Мне кажется, что мы оба во власти какой-то большой силы, которая закружила нас в медленном водовороте и то сталкивает нас, то разделяет снова. <…>
– Скажите, как вы чувствовали прошлой весной? Самый острый момент для меня был тогда, перед отъездом в Париж.
– Перед Вашим отъездом в Париж я была тогда страшно одинока в Москве. Вы были единственным светлым лучом. Прошлой весной я была совершенно равнодушна. Мне было приятно и весело, что Вы здесь, но я была мертва. А теперь, когда я жива, я чувствовала, что Вы ушли… Я все время… Вы мне ужасно не нравились, и я чувствовала в то же время и боль, и привязанность, и грусть, что Вы ушли…
– Эти 2 года я совершенно не был самим собой. Я приехал тогда в первый раз в Москву после самого глубокого кризиса. Я тогда мечтал по Парижу… И вдруг решил ехать на восток, надеть ту маску и сразу успокоился. Теперь я возвратился впервые после двух лет к старой бездумной радости,
Молчание. Я – мгновенным, как проблеск, чувством, что нет человека на свете дороже. Потом опять равнодушие.
– Кажется, поздно…
– Нет. Посидите еще… Можно…
Я бы хотела жить в очень привычной обстановке, чтобы не пугаться, когда просыпаюсь. Мне снятся страшные сны.
Мне бы хотелось, чтобы пришел гигант, взял бы меня на руки и унес. Я бы только глядела в его глаза и только в них видела бы отражение мира… Все доходило бы ко мне только через него. Я бы ему рассказывала сказки, а он бы для меня творил бы новые миры – так, шутя, играя. Неужели этот гигант никогда не придет…
Я думал, что я всегда ведь тоже ждал великого учителя, но он никогда не приходил, и я видел, что я должен творить сам и что другие приходят и спрашивают меня.
Но я не сказал этого».
В прошлый вторник – 22-го – я посвящен в масоны. Завещание. Удар шпагой.
Они оба словно ждут чего-то, не в силах ни разобраться в своих чувствах, ни расстаться друг с другом… И здесь на авансцене появляется Анна Рудольфовна Минцлова, которая сыграла решающую роль в окончательном сближении Маргариты Сабашниковой и Максимилиана Волошина.
ПРИМЕЧАНИЕ.
Об Анне Минцловой нужно сказать особо. Она уже возникала на страницах этой книги в связи с рассказом об Андрее Белом. Но она сама по себе была весьма примечательной фигурой, которая находилась в самом сплетении судеб и событий Серебряного века. О ее жизни до начала двадцатого века известно немногое. Она получила популярность после того, как связала свою жизнь с теософией и стала проводницей в России этих идей. Вскоре она примкнула к доктору Штейнеру и стала поклонницей его учения. Одним из загадочных моментов ее жизни – бесследное исчезновение в начале осени 1910 года. Были разные версии – от вступления в закрытый мистический орден до самоубийства. Больше ее никто не видел.
Анна Минцлова состояла в близких конфиденциальных отношениях как с Волошиным, так и с Маргаритой. Если прочитать письма Анны Минцловой Маргарите Сабашниковой достаточно внимательно, то можно видеть, как она настойчиво подводит ее к Волошину. Об этом пишет и сама Маргарита в своих воспоминаниях.