— И вы, конечно же, не придумали ничего лучше, чем лезть туда без поддержки?
— Только Маа’шалин смогла протий, — буркнул Хадалис. Судя по выражению лица, ему до сих пор не по себе от того, что пришлось оставить меня одну в такой ответственный момент. — Сомневаюсь, что смог бы пройти кто-то еще. И какой теперь смысл гадать?
Тан потеребил одну из сережек в ухе, нахмурился, всем видом давая понять, что пока он переваривал услышанное, нам лучше помалкивать. А мне и не хотелось говорить. Все, о чем я мечтала — согреться. Интересно, а если я закутаюсь в одеяло — оно загорится? Чего гадать — надо пробовать.
Одеяло не загорелось, но стоило мне ощутить желанное тепло, как оно тут же превратилось в адский жар. Наверное, так себя чувствуют ведьмы на костре или грешники в пекле: горит все, каждая клеточка тела, и единственное, чего хочется — содрать с себя кожу.
— Мне плохо, — громка клацая зубами, пробормотала я. И, кажется, впервые за свою короткую жизнь попаданки, попросила: — Помогите мне, пожалуйста. Что со мной? Я же ничего не знаю о ваших…
Закончить мне не удалось, потому что дверь комнаты с треском вылетела и едва на угодила в Хадалиса, но тот успел уклониться.
Граз’зт стоял в проеме и очень-очень угрюмо смотрел на нас. И куча воинов за его спиной «намекали», что он пришел не затем, чтобы пожелать нам доброго пути.
У меня заболело в груди от одного взгляда в его погасшие глаза. Только теперь, кажется, начала понимать, как много для меня значили и его озорные золотые искры, и алая ревность. Лучше бы уж хмурился, чем вот такое — приправленная безразличием и отвращением пустота.
Всегда думала, что люди преувеличивают, говоря, мол, от тоски может болеть сердце. Мое вот болело, и я была бессильна что-либо с этим сделать. И держалась только за счёт безоговорочной уверенности, что смогу вернуть обратно своего Рогалика. Даже если для этого придется его связать.
— Я пришел забрать ее, — холодно чеканя слова, сказал Граз’зт. Он прошел в комнату и хмуро уставился на то, как меня колотит озноб. — Что с ней? Это порча?
— Ты дал нам время до утра, — вышел вперед Тан, незаметно давая знак Хадалису, чтобы тот держался рядом со мной. — Ты всегда держал свое слово, помнишь? Кичился этим.
Граз’зт громко и зло хмыкнул, и от этого недоброго знака меня затрясло еще больше. Пятой точкой чую, что на этот раз нам ничего не сойдет с рук. Где-то на задворках сознания проскользнула мысль, что, возможно, если я сдамся, обойдется без кровопролития, но я быстро затолкала ее подальше. Мне дороги Тан и Крылатка, но, будем честными: они крепкие ребята и опека сопливой девчонки — последнее, в чем они нуждаются. И потом: вряд ли с меня будет много толку в темнице. Или вообще без головы. Так что пусть мужчины разбираются сами, на то они и воины. Хотелось бы, конечно, верить в безупречную дипломатию Тана и его хорошо подвешенный язык, но…
— Я давал вам шанс до того, как твоя собачонка чуть не угробила нас всех.
— Тем не менее, — спокойно отреагировал Тан. — Никто не пострадал.
Я зажмурилась. Не тот ответ, Тан, там под завалами наверняка…
— …хренова куча тел! — услышала я недовольный скрежет зубов Рогалика. — Людей, которые были мне полезны и которых я таскал сюда со всего мира, чтобы они, задница свирша, помогали мне своими знаниями. Как думаешь, много будет проку от их костей?
— Просто дай нам уйти, — чуть мягче, но все так же убедительно попросил Тан.
— Темнейший пожелал заточить ее в кандалы немедленно.
— Это твой замок и лишь твое решение имеет вес. Девчонка ничего тебе не сделала. А сплетни — это всего лишь сплетни. У тебя есть свидетели того, что она разрушила библиотеку? Серьезно? Вот эта девчонка, вдвое меньше тебя, которая от любого сквозняка согнется пополам — и вдруг крошит стены почище тарана?
— Она — порченная.