— Если бы ты была кхистанджуткой и знала о своей силе, разве не попыталась бы использовать ее единолично и с выгодной для себя? Никто бы не устоял перед искушением всевластья, Маа’шалин. Хочешь начистоту? Мне не нравится идея ехать за помощью к культистам, потому что я понятия не имею, во что они в итоге тебя превратят, и кем ты станешь: той же Маа’шалин, но с безграничной силой, или обезумевшей от вседозволенности кхистанджуткой.
Я пожала плечами. Что ему ответить, не зная элементарных вещей о себе самой? Может я сойду с ума или, того хуже, превращусь в бездушное подобие своего отца? Кто бы на моем месте бил себя в грудь и зарекался?
— Маа’шалин, пока не поздно… — Крылатка сглотнул, уставился куда-то в стену. — Мы можем просто убежать. Прямо сейчас. Никого из нас здесь ничего не держит, ни у одного нет обязательств.
— Говоришь так, будто не видел того, что случилось только что.
— Видел — поэтому и говорю.
— Тогда в твоих словах нет логики. Пока жив тот человек, которого мне не посчастливилось считать своим отцом — никто ни в одном из миров никогда не будет в безопасности. Ты и я — не исключение. И потом, — я протянула руки, криво усмехаясь над тем, что орнаменты стали почти черными и шипы среди крохотных листиков кололи кожу почти так же сильно, как и настоящие. — Что будет, когда порча окончательно меня переродит? Ты знаешь?
Он нехотя отрицательно качнул головой.
Я улыбнулась — и притихла, когда услышала шаги за дверью. Через минуту в комнату, пнув дверь ногой, протиснулся Тан. Стопки книг в его руках просто поражали. Хадалис помог ему и вскоре все это добро лежало на столе.
— Расскажи, что это такое, раз ты уже видел, — потребовала я, кое-как доковыляв до двери и загородив проход. Конечно, ему ничего не стоит меня подвинуть, но не станет же он этого делать, в самом деле. — Я хочу знать все… последствия.
— Не хочешь, Маа’шалин.
— Хочу! И хватит уже решать за меня. Как будто мне собственного отца мало.
Тан потеребил корешок толстого тома с витиеватой, но наполовину истертой надписью золотыми буквами.
— Наша мать… Она потеряла душу. И медленно сошла с ума. Кончилось тем, что она стала настоящим чудовищем и отцу пришлось… — Он сглотнул, мотнул головой.
До чего же больно на него смотреть! Смотреть — и видеть эту похожесть на моего Рогалика. И непохожесть одновременно. И видеть, что он живой, настоящий, с тем же горящим взглядом, а нее потухшей серой пустотой в глазницах.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы переварить приступ грусти и мысленно врезать себе под зад. Нет, Семенова, ты не сдашься, не сломаешься, не испугаешься и не сбежишь. Кто угодно, но не ты. В конце концов, отец испугался, когда мы с дариканцем, пусть и ненадолго, но действовали как одно целое. Если культисты научат меня контролировать силу, которая сидит во мне, то половина дела в кармане. Ради такого не страшно и голову в пасть льву сунуть.
И потом — Рогалик бы сделал то же самое ради меня. Ради любого из нас, даже Крылатке, хотя скорее откусил бы себе ухо, чем признался в подобной «слабости».
— Ее душу тоже украл мой отец? — не слишком удачно пошутила я.
— Нет, Маа’шалин, всего лишь один жрец из Мрачной песни, — тем же фальшиво-беззаботным голосом ответил он. — Видишь ли, это не так уж сложно, как может показаться… Ну, для человека умеющего.
— И сколько времени прошло от начала и до… ну, когда она… — Произнести это вслух я так и не смогла.
— Пара месяцев.