Женя прорезалась на канале связи в тот самый миг, когда вошедший в ораторский раж настоятель закончил проповедовать ошеломленному воинству Арнульфа Вилобородого. Смысл его слов был понятен даже тем, кто неоднократно получал железной палицей по шлему: не всякая дорога прямая, даже если кажется таковой. Иное промедление угодно Господу, и оно, по сути, вовсе не промедление, ибо позволяет распознать суть явления и отличить путь истинный от ложного, прочерченного не чем иным, как хвостом врага рода человеческого.
—
—
—
—
—
—
—
—
Глава 11
Ловить беркута лучше в яйце.
Монастырская лечебница была наилучшим образом приспособлена для личного вмешательства Всевышнего в процесс исцеления занедуживших братьев во Христе. Успехи Салернской медицинской школы пока не нашли здесь никакого отражения. Лечение же травами числилось подозрительным, ибо, хотя всякий злак и всякий листик произрастает по воле Господа, но корни-то упрятаны под землей, а там, как известно, владения и угодья врага рода человеческого.
Стоящее на отшибе от прочих монастырских служб, немного покосившееся здание было осенено закрепленным над входом деревянным крестом и вырезанными в камне начальными словами «Miserere»: «Помилуй, меня, Господи, по великой милости твоей». Небольшое беленое помещение смотрело на мир крошечными окошками, затянутыми бычьим пузырем. Мебель была скудна, впрочем, зачем несчастным, страдающим от болезней, роскошные апартаменты? Две узкие лежанки и пара грубо сколоченных табуретов, шкаф, устроенный прямо в стене, дружелюбно открывавший взору каждого все три свои полки, — ничего лишнего. Впрочем, монахам подобные лежанки казались верхом сибаритства. Вместо жестких дощатых топчанов эти койки представляли собой рамы, на которые были туго натянуты толстые веревки. Поверх этакой роскоши лежал отдававший дымом тюфяк: раз в день его непременно окуривали смесью полыни, лаванды и еще каких-то трав для борьбы с насекомыми.
Отец-настоятель, убедивший Арнульфа отвести подальше от стен большую часть отряда, не замедлил прийти за воздаянием в импровизированный штаб партизанского движения и, получив все, что было обещано, так расчувствовался, что велел принести сюда еще один тюфяк для ухаживающего за господами Бастиана. Не сумев выдавить из себя ни слезинки, Карел упрямо молчал, что было тут же истолковано как глубокий шок, вызванный потрясением.
— Всем ли вы довольны, дети мои? — лучезарно улыбаясь, поинтересовался аббат.
— Как может быть иначе, святой отец? — заворковал Бастиан. — Лишь одно меня тревожит: когда добрые господа начнут поправляться, им бы следовало гулять на свежем воздухе, дышать лесными ароматами, слушать пение пташек Божьих. — Ла Валетт умильно поднял глаза к полутемному оконцу. — Как известно, Святой Гален, положивший начало христианскому врачеванию, настоятельно рекомендовал подобное лечение, укрепляющее не только бренное тело, но и бессмертную душу.
Священнослужитель удовлетворенно кивнул, перебирая четки.
— Вы будете иметь такую возможность, у нас в монастыре есть небольшой садик…
— Моя благодарность не знает предела, — не давая упитанному святоше углубиться в описание прелести монастырского сада, поклонился Бастиан. — Однако не хотелось бы смущать кротких братьев, живущих в тиши и уединении, нашим видом.
— Хорошо, я велю брату-привратнику выпускать вас после заутрени. Но прошу вас приходить к навечерию.