Краснов нагнулся к столику, взял стакан воды и отпил немного.

– А почему вы, Василиса, все же так против отъезда Игоря? Я так понимаю, здесь что-то большее, чем просто желание, чтобы он был рядом.

– Да. Я за то, чтобы человек, родившейся в определенной стране, оставался в ней и служил ей. По крайней мере… Я так думала до последнего времени… Меня так учили. Я верила в это.

Николай удивленно посмотрел на нее.

– Вы так думаете? Вы? Не ожидал, что вы придерживаетесь такой точки зрения…

Василиса молчала. Она поднялась, медленно подошла к окну, посмотрела на канал Грибоедова.

– Да. Я люблю свою страну. Люблю свой город. Люблю университет, в котором работаю всю свою жизнь без каких либо перспектив… Ни карьерных, ни материальных. Хотя в последнее время я все чаще ловлю себя на мысли, что любовь моя какая-то односторонняя… В последнее время я во всем сомневаюсь. Еще года два назад все было ясно, просто… Сейчас все перепуталось… Действительно, приходится все чаще подчиняться тому, что еще лет десять назад казалось или дикостью или фантастикой… Мне все больше хочется оставаться при своем мнении. Быть – ни с кем… Когда тебя не слышат, не видят, тебе начинает казаться, что ты словно общаешься сама с собой. Кроме эха твоих же слов тебе ничего не возвращается извне… Меня все больше одолевают сомнения.

– Ну так дайте ему сделать свой выбор. Пусть поедет и посмотрит на тот мир изнутри. На те – новые – ценности. Он либо убедится в том, что был прав, либо поймет, что ошибался. Сидя здесь он ничего не сможет понять. Поверьте. Он так и будет питаться иллюзиями. Сколько бы вы его ни убеждали, сколько бы ни приводили аргументов – все это пустое. Вспомните, как ваш отец был против Петра и его ирокеза… И чем это закончилось… Игорь видит этот другой мир через интернет, через соцсети, через Twitter и YouTube. Он живет в этом – другом мире, который вы практически не знаете. И он понимает, что вас нет в том мире, что вы живете в параллельной реальности, в которую он проникает ненадолго, чтобы улизнуть из нее поскорее и вернуться в мир своих грез. К тому же… уж поверьте… он чувствует и ваши сомнения… Отпустите его в тот мир…

– Возможно вы правы… Да… Если честно, то я все же готова сдаться и отпустить его. Но так страшно… Я когда-то отпустила Петю… И он не вернулся… Точнее вернулось лишь его тело в цинковом гробу… Мне страшно… Понимаете?.. Мне страшно…

Николай встал с кресла, подошел к ней поближе и заглянул ей прямо в глаза.

– Да. Я знаю, знаю… – тихо ответил он. – Я ведь тоже отпусти своих близких… Я мучаюсь. Переживаю… Но в чем-то я спокоен… Потому что вижу, что им хорошо без меня… По крайней мере пока…

Василиса пристально посмотрела на него. Приближался вечер. За окном темнело, начинал моросить дождь. Лицо Василисы стало совсем темным. Свет в глазах потух.

– Это все от разочарованности, – тихо сказала она.

– От разочарованности?

– Да… Осенью они с друзьями участвовали в акции на Марсовом поле. Им там что-то пообещали. Они поверили. Меня же они не слушают. Я для них не авторитет. Кто-то в интернете сказал, что, если они выйдут на акцию, и если их схватят, то им помогут. Писали еще о том, что дадут им денег на адвокатов. А они наивные. Кто-то вообще только это и прочитал – «дадут денег»… Ничего про адвокатов и возможные аресты не увидел. В общем, погрузили их в автозаки. Игорь и Артем просидели в ИВС два дня. Если бы не дядя Константин и его связи, даже не знаю, чем бы все закончилось… Кому-то из участвующих в акции дали реальные сроки. А все это Артур. Он всех подстрекал. Я боюсь даже не самого отъезда Игоря в Германию, а его отъезда вместе с Артуром.

– Вы мне ничего не рассказывали об этом, – сказал Николай.

Василиса отошла от окна и села обратно на диван. Николай тоже вернулся и устроился напротив нее.

– Да, – продолжила она. – Они конечно из тех молодых людей, которым многое не нравится в нашем государстве. Почти все время, пока они учились на бакалавриате, им хотелось быть причастными к протесту… Не знаю, что именно они понимали под протестом. Сейчас во всем мире люди против чего-то да протестуют. Все смешалось… Я только одно поняла – после этих событий, они призадумались. Ведь им не в интернете, а в реальной камере пришлось совсем несладко. Когда из полиции они вернулись с ссадинами и синяками, возможно первыми в их жизни или по крайней мере весьма ощутимыми (Артуру даже сломали палец на правой руке, два месяца ему приходилось писать левой), со слов Игоря я поняла, что они многое пересмотрели, передумали и решили уехать… Они больше не верят ни тем, против кого протестуют, ни тем – за кого… Ни патриотам, ни либералам… грубо говоря… Они где-то между… Или вообще в поисках другого пути… Чего-то более устойчивого, чем это положение между… Но здесь они не находят себя. Здесь они лишь чувствуют, как их используют. Как за счет них кто-то просто-напросто делает деньги. А ведь они ребята не из самых бедных семей… У них есть, с чего начинать жизнь в России. Что уж говорить о ребятах, которые выбиваются из нищеты, преодолевая множество препятствий. Если таких используют, если таких обманывают, это уже не просто преступление, это уже движение в сторону потенциального взрыва. Альтернативой взрыва вполне мог бы стать тот иной путь, о котором мне говорил Игорь, вычитав о нем в какой-то книге, какого-то нового французского философа… Этот путь… путь к синтезу, к примирению, возвращению к дуализму в духе Декарта, мог бы, возможно, спасти многие жизни. Но он напоминает мне утопию. Так не бывает. По крайней мере у нас так не бывает.

– А ведь когда-то в начале 1990-х мы, возможно, ждали именно этого пути… Правда? Как пел Цой – Мы ждали перемен… – тихо сказал Николай, глядя на Василису.

– Да. Именно так. Многие ждали. Многие надеялись. Но все пошло по-другому. Одни стали мстить другим. Мир закончился… Революция 1917 года восстала из пепла.