– Дана, мы об этом уже сегодня говорили, – я пытаюсь, чтобы голос мой звучал ровно. Стефан сидит впереди, я не могу видеть его лицо. Водитель у нас тоже как из камня. Или глухонемой.

Я вдруг думаю, что это может быть правдой. Моя беременность. Стефан больше не предохранялся. С тех пор, как вернулся ко мне в загородный дом. Но сейчас ещё рано о чём-то таком думать. Позже. И уж точно я не буду обсуждать это с Даной. Наверное, надо поговорить со Стефаном.

– Об этом мы с тобой не говорили! – возражает она мне. – Так это правда? Если да, то почему Стефан на тебе не женится?

Вот эти вопросы нужно ему задавать, а не мне. Но я знаю ответ. Поэтому делаю вид, что оглохла. Иногда это спасает, оказывается.

– Устала? – спрашивает Стефан, когда длинный вечер остался позади и мы наконец-то вернулись домой.

– Немного, – почти не кривлю душой. В этом бесконечном марафоне был небольшой плюс: Дана ощущала себя счастливой. Мне нравилось, как горят её глаза, словно она действительно наконец-то вырвалась на волю из темницы.

Стефан ведёт губами по моим волосам. Я закрываю глаза. Он стоит за спиной. Я касаюсь его груди. Руки его обнимают меня бережно. За такие мгновения можно продать душу. Только я её давно заложила и не знаю, смогу ли вернуть назад.

Нейман не делает попыток меня соблазнить. А поэтому это какое-то другое единение. Не совсем понятное и тревожащее.

В сексе всё проще. А когда вот так – сложнее и запутывается ещё сильнее. Он ничего не говорит. Я ничего не спрашиваю. Кажется, это хорошее мгновение, но мне почему-то всё равно тревожно.

Наверное, это из-за тайн. Из-за того, что я молчу. Может быть, это совесть. Бьётся во мне, требует выхода, а я никак не могу отпустить. Боюсь потому что. Не хочу ничего разрушать и терять, но всё равно однажды это случится.

В тот день я не знала, что черта, за которую я не хотела переступать, очень близко. Непростительно близко.

Дана поселилась за стенкой на четвёртый день.

Я уломала Неймана позволить ей заниматься танцами на пятый после нашего возвращения.

Два дня мы мотались с ней в поисках счастья: ей всё не нравилось, никак не могла остановиться. Я ей не мешала, понимая, что должен произойти щелчок – контакт, который поможет ей определиться и остаться.

– Если всё пойдёт хорошо, если не перегоришь и не надоест, на следующий год поступишь в хореографическое училище. Или в институт культуры. Туда, где тебе действительно будет нравиться.

– Скажешь тоже, – крутила она головой. – Я ведь танцами почти не занималась. Папа считал, что это баловство. Вот математика – это царица наук! А экономика – ваще улёт и высший пилотаж. Только из меня математик и финансист как из говна пуля. К счастью, папа этого так и не узнает никогда.

Страшно видеть, когда на такое жизнерадостное лицо набегает тень. Это тоже тень прошлого.

Каждый из нас терял близких. Всем пришлось что-то пережить, о чём не всегда расскажешь. Судьба сталкивала нас вместе, будто пыталась подсказать верное решение, но мы не умели читать её мудрёный язык.

Шли наугад, добирались на ощупь, спотыкались и падали, набивая шишки, разбивая коленки и лбы. Зато мы приобретали опыт. Учились прятать боль, скрывать порывы души и тайны, что однажды начинали тяготить.

Студию для Даны мы нашли. Такую, как ей хотелось: немного с сумасшедшинкой, но полную энтузиазма, как и сама Дана.