Мотя говорит ничуть не больше, чем раньше, но сегодня каждое её слово – словно острым ножом по нервам.
– Пойду.
Я не могу представить, что он ходит с нами по заснеженным дорожкам. Не вписывается. Наверное, я всё же отвыкла от него за то время, что он отсутствовал.
– Ника, – вздрагиваю от его голоса и поднимаю глаза.
С огорчением замечаю, что, пока я застряла в собственных переживаниях, Мотя успела ускользнуть. Я даже не услышала её шагов. А теперь мы с Нейманом наедине, и это пугает меня ещё больше.
– Прости, я задумалась, – говорю первое, что приходит в голову. Он вдруг тянется ко мне, берёт мои руки в свои, согревая теплом. У меня опять холодные пальцы. Это от нервов, наверное.
– Всё хорошо, – гладит он мои запястья, – расслабься. Я уже сыт, и тебя не съем.
Снова поднимаю испуганные глаза. Он шутит. И улыбка касается его губ. И, что ещё важнее – глаз. Совсем немного, чуть-чуть, но я чувствую, как взрывная волна сметает все барьеры внутри. Как становится горячо и хорошо. Я улыбаюсь ему в ответ. Глупо, наверное, счастливо. Ничего не могу с собой поделать.
– Всё хорошо, – повторяет он, смотрит мне в глаза, и я поддаюсь его гипнозу, расслабляюсь, делаю выдох. Позволяю и своим пальцам слабо шевельнуться в его ладонях. – Пойдём? У нас не так много времени, чтобы побыть вдвоём.
Его слова немного разрушают очарование. Он опять собирается уехать? Но да. У Неймана всегда есть дела, огорчаться нечему.
– Тильда расстроится, но нам нужно вернуться через пару дней. А всё это время – я твой.
И так он это говорит, что глупое сердце заходится, захлёбывается в эмоциях, бьётся неровно и гулко. «Я твой» – звучит так, будто он мне принадлежит, а не собирается всего лишь два дня пожить в загородном доме.
– Нам? – пытаюсь всё же сосредоточиться и не дать дрожи вырваться наружу. Слишком уж меня от Неймана лихорадит.
– Конечно, Ника. Ты моя невеста. Мы снова вернёмся в город вместе.
Ах, да. Липовая невеста и какое-то дело, ради которого всё и затевалось. Я слегка тухну. И это позволяет уйти дрожи, лишним эмоциям.
– Посмотри на меня, Ника, – требует Нейман. – Всё по-другому. Всё изменилось.
Он проговаривает слова с нажимом, сурово, но я до сих пор не знаю, что вкладывает он в это ёмкое «всё». Это понимает только Нейман.
А я снова трушу, прячусь. Может, правда окажется слишком неподъёмной. Мне и так нелегко. Все шаблоны порваны в клочья.
– Хорошо. Пусть будет так, – я почти не разыгрываю покладистость.
Я устала сопротивляться, гадать, придумывать версии. Я хочу побыть если не ребёнком, то просто девушкой. Он взрослый. У него ума больше, а я как-нибудь обойдусь без стратегических планов спасти мир. Пусть меня кто-нибудь спасёт. От самой себя – в первую очередь.