Исходя из этого, среди иолийцев ходили поверья о том, что кицунэ часто маскируются иллюзиями, притворяясь людьми, выходят из своих дворцов без свиты и вуалей на лицах и под видом странников гуляют среди людей, глядя на то, как и чем те живут. Что для них — созданий, чей век бесконечно долгий — нечто обыденное, и в то же время особенное.

Однако больше всего я затаила дыхание, когда вычитала в одной из книг нечто крайне занимательное!

Как оказалось, душа кицунэ была заключена… в жемчужину, которую те всегда носили с собой. Иногда — просто во рту, иногда — в виде ожерелья или браслета. И согласно легендам, если человеку удастся отобрать у лисицы ее сокровище, та выполнит любое его желание. Только вот было одно очень серьезное «НО»: подобное гордые и злопамятные кицунэ не спустили бы так просто. И позже за это желание пришлось бы очень и очень дорого расплачиваться.

Зажав рот ладонью, я откинулась на спинку стула и медленно выдохнула.

Неужели… встретив когда-то кицунэ и поняв, кто перед ним, Марк украл у нее жемчужину с ее душой? Тогда не загадал ли он, чтобы эта кицунэ, притворяясь человеком, осталась с ним навсегда, даруя его ферме достаток и процветание? А чтобы уж точно никуда не делась — добавил к своему желанию пункт о том, чтобы она сама же начисто стерла свою память, а может быть, даже и личность? И для надежности, чтоб «хвосты с ушами» вдруг не проявились, докинул тот самый браслет, который и рассыпался, стоило мне к найденной жемчужине прикоснуться.

Вероятно, он думал, что таким-то образом уж точно избежит той самой расплаты за свое желание и отобранную у лисицы жемчужину. Вот только, как показали дальнейшие события, даже здесь кицунэ перехитрила его и заложила в исполнение желания то, что в скором времени успех вскружит фермеру голову, и тот, кто пленил ее, в итоге погибнет. При этом она понимала, что, скорее всего, при таком раскладе Марк и ее потащит за собой на дно. Но не боялась этого и решила, что готова заплатить такую цену, лишь бы поквитаться с тем, кто настолько мерзко с ней обошелся. Решил привязать к себе, лишил свободы и потоптался по ее чести и гордости.

Интересно, а не поэтому ли в результате в тело Хлои притянулась моя душа? Возможно, нечто подобное тоже было заложено в заклятие, которое она сплела, исполняя желание шантажировавшего ее Марка?

Если все так, если я в самом деле делаю верные выводы… то, получается, мой покойный муженек — еще большая мразь, чем я даже изначально представляла! Да уж, а я еще на бывшего мужа из родного мира жаловалась… как оказалось, нет пределов «совершенству»!

Медленно выдохнув, я снова зарылась в книги. И вскоре нашла еще кое-что интересное: в Иолии паучья лилия, среди ее множества значений, так же считалась цветком кицунэ из-за символизма, связанного с этим цветком. В той далекой стране паучьими лилиями, чьи луковицы были ядовиты, засеивали кладбища, чтобы отогнать от них грызунов, а также на полях сражений, где было пролито много крови, дабы барсуки и лисицы не разрывали неглубокие могилы. Соответственно, алая паучья лилия получила в народе дурную славу и ассоциации с потусторонним миром.

Когда я закончила перелистывать последнюю из отобранных книг, за окном уже начало темнеть, а моя голова гудела от полученной информации, словно пчелиный улей. И в этой голове все навязчивее звучал вопрос: «Так каким образом все-таки девятихвостая кицунэ из Иолии, прожившая не менее тысячи лет, могла оказаться здесь, в королевстве на другом конце мира?»

Теряясь в догадках и самых безумных теориях, я сдала книги, снова ощутив на себе презрительный взгляд библиотекарши, и быстрым шагом вышла из старого здания, к своему велосипеду.

Похоже, в городке как раз начинался час пик. Спеша с работы домой, люди высыпались на центральные городские улочки. Где, конечно же, особенно активизировались разнообразные магазинчики, увеселительные заведения или просто торговые лотки, предлагающие прохожим чем-нибудь перекусить на ходу. Конечно, городишко этот был совсем небольшим, и жителей в нем обитало намного меньше, чем в моем городе из родного мира, и уж тем более — в крупных мегаполисах. Тем не менее это вечернее оживление все равно ощущалось. И после длительного пребывания на ферме, вдалеке от города, где рядом, кроме соседей, были только несколько наемных рабочих во время посевной, эта милая живенькая атмосфера казалась особенно приятной.

— Эй-эй, смотри! А это часом не… — услышала я и, инстинктивно повернув голову на источник, увидела двух пожилых женщин, одна из которых указывала на меня взглядом, и чуть ли не тыкала пальцем.

— Да, точно, она! Вот же человек без стыда… — выдохнула другая, как вдруг, заметив, что я на них смотрю, моментально замолчала.

— Эм-м-м… в чем проблема? — напряженно протянула я и, катя велосипед рядом с собой, подошла к ним.

— Как есть бесстыжая! — уже открыто и довольно громко фыркнула первая, вероятно, решив перейти в наступление. Тем временем вторая, видимо, вдохновленная ее примером, и на себя напустила борзого виду.

— Во-во, постыдилась бы! — заявила она, привлекая к нам внимание всей площади… что лично мне, если честно, не очень понравилось. Особенно с поправкой на то, что в городках вроде этого чуть ли не все жители друг друга знали если не лично, то, по крайней мере, о тех персонах, что больше всех на слуху. И увы, но в силу определенных обстоятельств я была в этом самом списке людей, о которых наслышана вся округа!

— Может, хотя бы, потрудитесь объясниться, чего и по какой причине я должна была бы стыдиться? — напряженно протянула я предельно вежливым тоном.

— Как же, теперь под дуру косить будет! — фыркнула первая, уперев руки в боки. — Значит, как наша безутешная вдова скрашивает свой траур интрижками — в порядке вещей. А как ей говорят, что прыгать в койку другого мужика, когда твоего мужа в могиле еще черви не доели — это бесстыдство, так мы сразу возмущаемся!

— Что вы вообще несете? Какие еще «койки другого мужика»? — возмутилась я, выпучив глаза.