– Он разбирает на ночь оружие, – пошутила я мрачно.
Ирка, ставшая очень толерантной к гомосексуалистам после того, как Андрюша разок поколдовал над ее волосами, осторожно поставила на стол чашки. Она все еще была толстой, но аккуратно причесанной и это придало ей сил явиться ко мне без кулечка с выпечкой.
После того, как Толстый привел курьера, все подозрения были сняты. Даже Максим молчал.
– Мой тоже грозится, что скоро меня убьет, – пожаловалась она.
Они с Саней уже неделю стоически завтракали овсянкой с яйцами, обедали – гречкой, салатом и куриными грудками, а ужинали омлетом. Саня впервые на ее памяти не хотел заниматься сексом (потому что все время хотел только жрать и ничего больше), что придавало Ирке сил жить дальше.
И дальше худеть.
– На месте Кана, я бы держала пушку в готовности, – сказала она. – Мы до сих пор не знаем, кто это был! – выразительная пауза. – Хотя, я лично, догадываюсь.
Макс, которого с трудом удалось отвлечь от идеи их «потрясти», был ее первым подозреваемым.
– Он с нами был! – я не сказала, что Макс, как и она, полон решимости доказать, что виновата она. – Спас нам жизнь. Всем нам! Еще одно только слово против него и мне плевать, насколько плотно дружат Саня и Дима.
Ирка сменила тему.
– Почему вам с детьми не пожить у меня? Дима же свалится. Нельзя спать два часа в день и что-то соображать.
Эти приступы душевности с ее стороны, нервировали. Как и попытки «открыть мне глаза на Макса». Но еще больше меня бесили ее попытки подмять меня под себя. Лучше своим ребенком бы занималась! Вместо того, чтобы учить меня заботиться о моих!
– Мы справимся, – в сотый раз ответила я. – Тысячи людей живет с детьми в еще худших условиях и ничего!
– Дорогая моя, ты хоть представляешь, сколько российских мамочек, которым ты собралась поклониться в пол, теряют мужиков в первый же год? Я тебе скажу: до хера! Но ты будешь первой, кто потерял мужика не по недосмотру, а по недосыпу.
Я промолчала. Снова она попала не в бровь, а в глаз.
Мы перепробовали все! Не давать детям спать днем. Давать днем спать Диме. Таблетки, беруши, закрытую дверь…
Ничего не работало.
Ночами дети орали, как резанные. Я пыталась затащить их в нашу постель. Это их успокаивало, но тогда орать принимался Дима. Его успокоить было труднее. Няня плакала, когда перепадало и ей, и грозилась уволиться, отчего мне ночами снились эти кошмары.
А днем хотелось покончить с собой.
Поддавшись моде, Дима превратил городскую квартиру в студию, вроде западных пентхаузов. В ней было всего две комнаты – спальня и зал. Зал занимал столько места, что хватило бы для парковки трех джипов. С учетом того, что пацаны поссорятся и захотят пострелять.