– Что обсуждаете, детки?
– Как я выгнал ее из дома. С двумя новорожденными сиськами. Прямо к Соньке в постель.
Дима покачал головой.
– Хуже дикого зверя!..
Макс рассмеялся.
– Кстати, о зверях: как долго вы оба будете ревновать к ней друг к друга?
– А что?
– Я чувствую себя лишним. Почему никто из вас ко мне не ревнует? Я тоже красивый! – он надул губы, копируя Сонечку и ослепительно сверкнул челюстями.
– Ну, не все так плохо: Ирка тебя ревнует, – пошутил Кан.
Макс изменился в лице. Сам вид Ирки вызывал у него уважение… к Сане, который ее хотел. И черт бы с ним, с лишним весом, но запахи, идущие от нее сквозь парфюм, тоже были чертовски лишними.
– Я ей не доверяю. И ее мужу – тоже. Она сто лет жила у меня под боком. С чего ей взбрендило влюбиться в меня, когда я стал похожим на борова?
– Может, она таких любит? – предположила я. – Толстеньких?
– В этом что-то очень сильно не то… Не знаю, что именно. Но я чувствую крысу.
– О, господи… Это что, заразно? – спросил Дима скучающим тоном и подкинув Алекса на вытянутых руках, скорчил малышу рожицу. – Дядя Максим – параноик, да? У дяди Максима кризис среднего возраста, да? Все его соседки замужем, а он – нет. Давай ему скажем: «Молодец, что похудел!.. Похудей-ка ты еще!»
Ребенок агукал и радостно махал ручонками, словно аплодировал. Дима посадил его на руку и потерся носом о крошечный, покрасневший носишко.
– Кончай ты, – сказал Макс, задумчиво почесывая подбородок. Один подбородок. Одинарный. – Да, по сути, мне не в чем их подозревать. Все выглядит, как старая дружба на новый лад… И это не дает мне покоя. Сонька тоже думает, что Ирка темнит.
Кан рассмеялся и губами поймав руку Алекса, в закрытом синтепоновом рукаве, слегка ее прикусил.
– Кто научил Соньку думать?.. – спросил он, не прекращая играть с ребенком.
– Что ты имеешь против нее?
– Ты знаешь – что, я повторять не буду. Ты Линку пустил бы в дом к своим с Сонькой детям?.. Пустил бы? Вот и мне это на хер не надо. Они больные обе, ты знаешь сам, – он не закончил, позвав: – Мы здесь, Анастасия Филипповна!