Это было уже третье, насколько я знала. Она такими темпами набирала вес, что даже Саня на ее фоне начинал казаться всего лишь слегка упитанным.

– Ир, я же шлюха, – напомнила я. – Как можно обсуждать со мной такие святые вещи, как ваша любовь и будущие детки?

Ирка обиделась. Как и все люди, она обижалась, получая взамен то же отношение к себе, какое дарила.

– Мы были подругами раньше…

– Тебе просто нужен был журналист, который не смотрел бы на тебя сверху вниз. К тому же, – я вилкой поковыряла недоеденный салат из морской капусты, – ты меня тут же списала, едва Макс перестал платить за еду.

– Я пыталась тебе помочь… И насчет Кроткого… Блядь, Лена, побойся бога! Я тебя просила и умоляла не связываться с ним. Ты сама сейчас его едва терпишь. Думаешь, я не знаю?

– Кто тебе сказал? Дима?

– Макс.

– Я не знала, что вы общаетесь.

– Не общаемся. Благодаря тебе.

– Благодаря мне? Или благодаря тому, что ты его чуркой назвала? Только мне не рассказывай, что это было в запале. Мы обе прекрасно знаем, что нет. Ты и до этого говорила, что все эти помеси и примеси, я цитирую…

– Я знаю, что говорила, – перебила она. – Напомнить, что ты говорила о моем муже?

– То же самое, что ты теперь о нем думаешь. Напомнить тебе, что ты мне говорила о Диме?

Ирка внимательно на меня посмотрела. Я вновь уставилась на часы.

– Саня нос из Диминой жопы не вынимает. Можешь ему нассать в лицо, он улыбнется и скажет: «О! Как освежающе!»

Я поморщилась.

– Вообще-то, Дима очень высокого о нем мнения.

– Плевать мне, какого твой Дима мнения. Пусть сам с ним спит, если так, блин, ценит! – ее несло. – Меня от Самсонова блевать тянет… И от ребенка… У тебя бывают моменты, когда ты ненавидишь своих детей?

Я подумала; у меня бывали моменты, когда я забывала о том, что у меня, вообще, есть дети. Ими круглосуточно занимались няни. Мои обязанности были легки и необременительны, как в рекламе памперсов. У Ирки няня тоже была, но…

– Чем дольше я с ним живу, тем яростней ненавижу, – глухо проговорила она. – Иногда я мечтаю, чтобы он вообще не вернулся. Но времена другие… Кто ж знал?