Фернанда уже обосновалась в новой квартире с лаконичным дизайном из металла и стекла. По мнению её коллег-рекламщиков, стиль жилища походил на мужской — никакого гламура, цветов и рюшей. Только голубой кролик на полке в спальне.
А сегодня с утра она заглянула на улицу Дефенса, чтобы поздравить соседей и тётю Фели с Рождеством, украсив их двери «волшебными сапожками» с презентами внутри. Эта католическая традиция возникла с легендой о Санта-Клаусе — Святом Николасе. Он любил делать сюрпризы и как-то услышал о трёх сёстрах, которые жили на окраине. Они так нищенствовали, что их отец решил заставить девушек торговать собой, но Санта-Клаус, придя к ним ночью, бросил в дымоход три золотых слитка. Они упали в сапожки девушек, что висели у камина. Так в католичестве прижился этот обычай — дарить рождественские сувениры в декоративных сапожках или носках.
Войдя в дом, Фэр застала тётю в гостиной — та хлопотала над горой чемоданов.
— Я переезжаю, Фернандита! Уже квартирку себе присмотрела! Райончик наш, только улица другая — Пасео Колон. Неподалёку от Розового дома1. Красота, сил нет! И соседи хорошие, и консьерж есть. А вечерами все гуляют в скверике. Но дорого — в обморок свалишься! Но я получила гонорар от издательства. Нет, гонорарище! Продали около миллиона экземпляров моих сказочек! — жизнерадостно хвалилась тётя. — Сначала их выпустили в сборнике с произведениями других авторов, а потом отдельным тиражом. А теперь издательство заключило со мной контракт и требует выпускать по произведению раз в полгода. А я что? Я смогу!
Вручив тёте рождественский сапожок, Фэр помогла ей упаковаться. Для вещей тётя Фели наняла грузовик, забив его чемоданчиками, сумочками, баульчиками, ящичками розового и фиолетового цветов, разукрашенных бантиками и цветочками. Впихнула она туда и мебель: кровать, сундук, шкаф и три розовых ковра.
Расцеловав Фернанду в щёки и держа подмышкой ярко-синюю Барби, а в руке — корзинку с шестью щенками, тётя влезла в грузовик и плюхнулась рядом с водителем. Поправив фиолетовую шляпку с пером, она помахала рукой, улыбаясь, как телезвезда.
— Пока, моя дорогая Фернандита! Не забывай любимую тётушку! Светские львицы должны держаться вместе. Бай-бай!
Когда грузовик растворился в облаке пыли, Фэр возвратилась в дом. Прошлась по комнатам и тихому дворику, любуясь на вновь зацветшие красные гребешки на балконе — символ новой жизни. Послала им воздушный поцелуй. И, наклеив на дверь табличку: «Продаётся», распрощалась с юностью навсегда.
Золото солнца ласкало косу под шлемом мотоциклистки, что неслась по Авенида Либертадор, минуя разом четыре квартала. Дорогущий красно-чёрный байк «Пантера», кожаные штаны с цепью и косуха. В лицо бил ветер, и ощущение дикой, безумной свободы, ещё вчера наполнявшее грудь Фернанды Ривас — известной рекламной модели — сегодня погасло.
Утром новостями её огорошила Маргарита: Вирхинию в тюрьме повесили сокамерницы. А организация похорон — это обязанность Фэр. Ей, Маргарите, недосуг. У неё муж, дети и злобная свекруха, которую они с Тосом, наконец, решили сдать в пансион для незрячих. Сумму за это отвалили нехилую, но Марго была счастлива отделаться от ненавистной бабки. А со временем мечтала избавиться и от детей Тоса.
Фернанда отказалась заниматься похоронами — она занята съёмками, посещением салонов красоты и фитнес-клубов. Пусть Вирхинию хоронит её мать. Но тётя Фели не знала о трагедии — уехала в Мехико на свадьбу доньи Канделарии и Энеаса Арайя. Оставив Барби и щенят доктору Гильермо, она повезла молодожёнам подарок — стопку своих книжек. Как и Фэр, окунувшись в светскую жизнь, тётя забыла о печалях. Маргарита же всё работала маникюршей и, недовольная своей «простой женской долей», тёте и сестре завидовала.
Она испортила Фернанде настроение и та послала её к чертям, велев разбираться с похоронами самой или искать в Мексике тётю. И, бросив трубку, поехала выгуливать байк.
Но плохие вести на этом не закончились — через час ей позвонил комиссар Гальяно. Онемев от его сообщения, Фернанда уронила смартфон на асфальт…
В отличие от Тобиаса Прадо, Гастона Вердэ и Николаса Шультса, которым уже вынесли приговоры, Амадо и Конрад ещё ожидали суда в тюрьме предварительного заключения.
Когда решётчатая дверь, скрипя, открылась, в камеру Амадо вошёл человек. Высокий, в сером пальто с капюшоном. Лицо закрывала длинная чёлка; под ней — компрессионная маска цвета кожи. Мурашки страха поползли по телу Амадо — гость дал охраннику пачку банкнот, и тот ушёл.
— Ну здравствуй, мразь! — процедил Маркос надменно.
— Я гляжу, к тебе вернулась твоя знаменитая рожа! — Амадо радостно хмыкнул. — Поздравляю!
Маркос прошёлся по камере. Голос его, жёсткий, с хрипотцой, звучал как из преисподней.
— Зря ты думаешь, Амадо Феррер, что выкрутишься, как всегда изобразив психа. На этот раз правосудие восторжествует. Сидеть! — когда Амадо привстал с койки, Маркос толкнул его назад.
— Докажи, что я не псих! — выпалил тот. — И докажи, что это я убил папашу! Нет у тебя улик. Твоё слово против моего! — и оскалил зубы, как агрессивный шакал.