Глава двенадцатая

Занятная штука: когда что-то начинает от тебя ускользать, становится практически невозможно думать ни о чем другом. В голове непрерывно крутятся мысли о счастливых днях, оставшихся в прошлом. Я пыталась уснуть, но сон не шел. Оставалось лишь перебирать в памяти мгновения нашей дружбы, пытаясь вспомнить моменты, когда все, как сейчас, висело на волоске.

За все время учебы в школе у нас с Марни случилась всего одна размолвка. И, как это нередко водится, из-за пустяка, впрочем тогда нам так не казалось. По утрам моя подруга до последнего переводила будильник вперед, раз за разом, пока не понимала, что уже опаздывает, после чего вскакивала и сломя голову неслась в школу. На всех уроках мы с ней работали в паре, а по четвергам в расписании первой была драма. Практически все упражнения были рассчитаны на работу в парах; в одиночку там попросту нечего было делать. Марни редко извинялась за то, что опять опоздала. И в конце концов мое терпение лопнуло. Она совершенно не думала обо мне и вела себя эгоистично! Я выразила сомнение в том, что хочу и дальше работать с ней в паре. Ну и пожалуйста, заявила она, не хочешь – не надо, и, развернувшись, стремительно зашагала прочь, в развевающемся шарфе и с тетрадкой в руке.

Разлад длился целый день. Мы расселись по разным партам и на переменах не подходили друг к другу. Подобная враждебность была неслыханной! До сих пор наши отношения с Марни являли собой редкую гармонию на фоне постоянных подростковых конфликтов. Наша учительница очень расстроилась и после уроков, оставив нас обеих в классе, прочитала небольшую лекцию на тему ответственности и умения поставить себя на место другого человека. Она велела нам не устраивать детский сад и учиться решать свои проблемы как взрослые люди.

Мы усвоили урок. Это была наша единственная ссора. Мы помирились, но о ней не забывали. Наоборот, мы несли ее по жизни как завоевание, потому что одна-единственная ссора за много лет казалась достижением, которым стоит гордиться.

С тех пор нашу дружбу больше ничто не омрачало. В восемнадцать лет мы разъехались на учебу по разным городам, но чувствовали себя так, будто и не расставались, потому что у нас всегда был повод созвониться, поделиться какой-нибудь историей, поговорить о том, что могла понять лишь самая близкая подруга. Три года спустя мы вновь воссоединились, и после этого наша дружба стала крепче, чем когда-либо, – она превратилась в железобетонную глыбу, способную противостоять всем напастям этого мира.

В первый год нашей совместной жизни в Воксхолле – за месяц или за два до того, как я встретила Джонатана, – Марни впервые сделала попытку уволиться с работы. Она написала заявление об уходе, но ее начальник Стивен отказался его принять. В тот вечер она вернулась домой растерянная, в подавленном настроении, но полная решимости найти выход. Она ненавидела и эту работу, и своих коллег, и в особенности своего начальника, престарелого ловеласа, который отчего-то считал себя неотразимым мужчиной, хотя на самом деле это было далеко от истины. Я несколько раз сталкивалась с ним на рабочих мероприятиях Марни и пришла к выводу, что он до сих пор считает себя таким же красавцем, каким был тридцать лет назад.

На следующей неделе Марни сделала еще одну попытку. Она подкараулила начальника и вручила ему заявление в присутствии исполнительного директора Аби.

– Как мы с вами и договаривались, – твердым тоном произнесла она. – Мое заявление об уходе.

– О, мне очень жаль это слышать, – произнесла Аби. – Вы, наверное, огорчены, Стивен.

– Весьма, – отозвался тот, неохотно принимая конверт.

– Надеюсь, вы уходите ради новых захватывающих перспектив, – с улыбкой произнесла Аби.

Ее назначили на эту должность несколькими месяцами ранее. Она была за метр восемьдесят ростом и нечеловечески амбициозна. Молодые женщины в компании были от нее в восторге. Мужчины постарше – не очень.

Поэтому Стивен отнюдь не собирался облегчать Марни жизнь, напротив, он был полон решимости заставить ее страдать, хотя все преступление подчиненной заключалось в том, что она, по всей видимости, не горела желанием трудиться под его началом. В тот же день он отвел Марни в сторонку и сообщил ей, что, в соответствии с условиями контракта, она обязана уведомлять руководство об увольнении по собственному желанию за шесть месяцев и весь этот срок ей придется отработать от звонка до звонка. Марни пыталась возразить, что это смехотворно: она не знала, что подписывает, и вообще для позиции ассистента это непропорционально долгий срок, – но Стивен был непреклонен.

В тот вечер, придя с работы, она бросилась на диван, зарылась головой в подушки и принялась бурно возмущаться: все это нечестно, быть того не может и кому только в голову могло такое прийти, она больше не будет этого делать и никто не заставит ее целых полгода работать на этого отвратительного старого козла!

– Помоги мне! – умоляла она, выглядывая между двумя подушками. – Я просто умру, если проведу в обществе этой скотины еще хотя бы месяц! Кажется, вся моя одежда пропиталась его запахом, – твердила она, – а его гнусавый смех все время стоит у меня в ушах, даже когда его нет рядом, даже в выходные. Помоги мне, Джейн!

И мы с ней разработали план. Я уже проделывала нечто подобное прежде, но без ее участия, разумеется, – помнишь Томаса? – и разделять с ней предвкушение было совершенно новым, захватывающим ощущением. На следующих выходных ожидалась ежегодная корпоративная летняя вечеринка. Это масштабное мероприятие в компании Марни устраивали с целью очаровать поставщиков и инвесторов, а заодно выразить благодарность сотрудникам и развлечь их половинки. Проводилось оно на берегу реки, в саду одного из крупнейших пабов компании. Программу продумывали до мелочей. Вечеринки традиционно были тематическими, и в этом году темой избрали цирк.

Мы с Марни приехали заранее. На парковке высились гигантские ворота, выкрашенные золотой краской из баллончика. Два клоуна поприветствовали нас у входа и провели внутрь, к самому цирку. Он представлял собой огромный шатер из голубого пластика, вокруг какой-то человек в широченных ярко-красных штанах расхаживал на ходулях, глядя прямо перед собой, точно знать ничего не желал о мире, раскинувшемся у него под ногами, и о жалких людишках, копошащихся где-то там далеко внизу.

Мы стали пробираться сквозь толпу, Марни тащила меня за собой. На ней были блестящие черные лосины и черное трико, и в этом наряде она выглядела стильной и уверенной, как будто всю жизнь мечтала о таком образе. Я путалась в своей длинной цветастой юбке, на груди у меня болтался небольшой хрустальный шарик на цепочке. С гораздо большим удовольствием я надела бы джинсы.