- Но ведь Лейбу… профессора Кановича лишили всех званий и сослали.

- Да, я добился разрешение вывезти его за пределы черты оседлости. У меня еще есть друзья в коридорах власти. И деньги. Сочетание, творящее чудеса.

- Он здесь?

- В Ольгино. Отдыхает с дороги. Ты увидишь его за обедом, если профессор будет себя сносно чувствовать.

- Он…

- Он вполне здоров - физически. Просто пять лет провести в местечке под Вильно без права… - принц не закончил фразу, просто махнул рукой и полез за сигарой. По прежнему гавана, никакая блокада не заставить курить принца российские бациллы, как принц презрительно называл изделия отечественных табаководов. Патриоты курили именно отечественный табак, оно и дешевле, и любовь к Родине очевидна. Константину было легче, он не курил вовсе, и потому сейчас, отказавшись от предложенной сигары, он налил из сифона сельтерской шипучей воды - просто, чтобы провести время. С Лейбой они были не особенно дружны, но скорее из-за разных интересов. Лейба был физиком, он - химиком, промышленным химиком, и на университетских сборищах они раскланивались, изредка говорили ничего не значащие фразы, и только. Правда, Константин не писал никаких заявлений, не призывал очистить храм науки от чужеродной скверны, но в том особой доблести не было: в то время он все равно махнул рукой на университетскую карьеру и уже готовился открыть собственное дело, так удачно и скоро давшее ему независимость и достаток.

- Профессор будет здесь работать. У него есть кое-какие идеи, возможно, безумные для некоторых господинчиков, но попробовать стоит.

- Я… Я готов, если нужно, помочь, - забормотал Константин, не зная совершенно, кому и чем он может помочь. Разве деньгами? Так у принца их достаточно.

- Мы рассчитывали на тебя, - принц принял предложение Константина, как должное. - Понадобится кое-какое оборудование, литература. У тебя ведь хорошие связи с нейтралами?

- Да… Разумеется… Через Стокгольмское представительство можно достать что угодно. Так мы закупаем даже германскую продукцию. Мелочь, но самим изготовлять невыгодно, - начал пространно объяснять он, стараясь показать, что просьба принца ему не в тягость. На самом деле кое-какие сложности были, особенно с американскими фирмами: Вашингтон явно не хотел давать России последние разработки, приходилось работать через подставных лиц, что увеличивало расходы.

- Прекрасно, - Петр Александрович явно предвкушал интересную работу. Вспомнилось, как много лет назад принц подарил ему модель парохода вместе с инструментами - лобзик, стамесочка, буравчики, клещи, все маленькое, но настоящее, он долго предвкушал, как будет строить модель, - принц наказал сначала освоиться с инструментами, - и радость этого предвкушения превосходила радость результата. Модель он, конечно, построил, и даже усовершенствовал - заклинил ограничительный клапан на паровой машине. Плавал пароходик шибко быстро, пока не взорвался. До сих пор жалко. Пассажиром на пароходе был белый мышь Маус, и за его спасение принц не очень-то и ругался, хотя Константин, тогда Костик, простыл и кашлял около месяца - тот сентябрь был холоднее нынешнего.

Телефонный аппарат на столе зажужжал - Петр Александрович не любил резких звуков и выбрал модель не со звонком, а с зуммером, - принц поднял трубку, коротко поговорил, и потом стал явно рассеянным, озабоченным. Константин попрощался.

- За обедом увидимся, - но видно было, что принц был далеко и от обеда, и от этого кабинета.

Значит, опека государства? Подобные грязные штуки случались все чаще. Государством почему-то были вчерашние мясники да крапивное семя. Не то, чтобы Константин гордился своим происхождением, гордиться особенно было нечем, точнее, совсем нечем, но новых русских он недолюбливал крепко. Государственный капитализм, всеобщее благоденствие и прочие заклинания, поначалу казавшиеся просто забавными, раздражали больше и больше. Ладно, с Петром Александровичем им пока действительно не справиться.

Он шел по дворцу, и всегда-то тихому, а сейчас особенно пустому, безлюдному, начиная жалеть, что вообще приехал сюда. Воспоминания почему-то лучше действительности, как не странно. Но ехать куда-нибудь еще? Начинать следовало отсюда. Поживет недельку, а там видно будет. И, успокоясь, он вышел наружу, где ясный теплый день окончательно поправил его настроение.