– Цукерхен, – сказала она и я напряглась: она звала меня так, только если речь шла о чем-то очень серьезном. – Пока еще ничего не ясно. Но что-то пошло не так. У него большая температура и… врачи не исключают, что… Нет, я не хочу даже вслух это говорить. Ты сделаешь, как я тебе сказала, понятно? Давай, прими душ и спускайся вниз.

Внизу стоял накрытым холодный завтрак, но стоило мне спуститься, Селеста тут же велела кухарке сварить мне кофе.

– И мне, – раздалось с лестницы.

Заспанный и слегка опухший, Филипп окинул взглядом Селесту. Словно она именинный торт, из которого может выскочить кто-то поинтересней. И я опять покраснела, вспомнив, как утром на нее сорвалась. Что на меня нашло? С чего я взяла, что если Фил спал с ней, то непременно выделял из других.

Если верить Ксавье, он спал со всеми.

– Могу я с вами поговорить? – спросила Селеста, потянув его за рукав.

– О чем?

Я молча отвернулась к окну. Еще не хватало при нем на нее сорваться. Селеста что-то горячо зашептала. Филипп два раза сказал «ну, да и что». Потом прошипел что-то и сказал:

– Знает и знает… Пусть в суд на тебя подаст! Иди уже…

Я бы тоже ушла и с радостью, но вчера уехала из дома в том, в чем была. В легкой куртке. Без шапки и телефона. Можно было бы воспользоваться стационарным, но я не знала мира без телефонов. И номеров, тоже.

– Надеюсь, ты не расскажешь матери? – осведомился Филипп, запирая дверь. – Она уволит ее и будет месяц ныть, как трудно без ассистентки… У меня психика не выдержит.

– С чего мне докладывать твоей матери, с кем ты спишь?

Филипп насупился, но вошла кухарка и он умолк.

– Ты тоже видела? – сменил он тему, убедившись, что женщина ушла. И подал мне чашку. – Ну, это… с Джесс.

– Ты хочешь грязных подробностей?

– Я почему-то решил, будто ты расстроена. Не бери в голову. Сядь и ешь.

Мне стало стыдно. В конце концов, он был ее мужем. Любил ее когда-то давным-давно. И глупо было все отрицать из ревности. Когда-то Филипп любил. Лишь ее одну. В тот бред про меня саму я не верила.

– Она была сама нежность, – сказала я. – Мы все там, реально, плакали, когда смотрели на них. Она была вся такая… как она могла, когда ей этого хотелось. И он повелся. Что там?.. Даже мы повелись. Он плакал, как мальчишка, когда отвел наверх то, что от нее осталось… И тогда она влезла на перила, окликнула его и просто опрокинулась вниз… – я всхлипнула, но не из-за Джессики.

Я вспомнила, как отец упал, схватившись за сердце. И что его жизнь все еще в опасности.

– Надеюсь, ты не опустишься до того, чтобы рассказать это страховой.