– Нет, но отец настаивает на браке, чтобы сгладить то
Я сделала покер-фейс, притворившись, будто сама шокирована. Ральф, который об этом не знал, закатил глаза.
– Эта «бабуля» сейчас на лыжном курорте. Осваивает скейтборд. Она мне еще очень-очень нескоро что-то доверит, – ответил он. – Кроме того, не забывай: я священник, хотя и считается, будто отстранен. Как вновь признанный сын твоего отца, я не могу снять сан. Второй сын в семье. Ну, ты помнишь. Сам мне рассказывал. Вряд ли Лизель сказала это всерьез. Даже она не станет делать из Ви наложницу. Она – Ландлайен, не Борджиа.
Филипп перестал считать деньги Лизель и широко ухмыльнулся. Совсем как раньше, когда ему было шестнадцать лет, а Цезаря еще не было и для Себастьяна существовал только он один.
– Помнишь?.. – Филипп указал на какие-то фотографии в черных рамках и Ральф, присмотревшись, расплылся в той же улыбке.
Это была та самая фотография, что висела у него в кабинете. Себастьян, Филипп и Ральф. Все трое держат в руках охотничьи ружья и улыбаются, словно своего стоматолога представляют. Все тридцать два зуба напоказ. Странно, что я никогда не замечала их с Филом сходства.
– У меня она в кабинете висит.
– Что, прям со мной?
– Ну, у тебя ведь тоже со мной.
Филипп пожал плечами: это уже много лет была не его комната, но Марита из чистой сентиментальности, сохранила все в первозданной целостности. Книги, диски и фотографии.
– То были времена!.. – мечтательно сказал Филипп и я подумала, что ни он сам, ни Ральф уж не помнят, каково это было на самом деле.
Боль, страсти, ошибки, слезы, любовь… А может, это я пока что не понимаю и взрослые проблемы куда болезненнее. К тому же, судя по Стелле, влюбиться по уши можно и в пятьдесят.
– У тебя до сих пор остался CD-проигрыватель? – Ральф шагнул, забыв про меня и я ревниво шагнула следом, чтобы они не успели захлопнуть дверь.
Филипп мягко преградил путь.
– Прости, но нам нужно поговорить, Верена. Наедине…
Ральф обернулся, опустил голову, кусая губу. Мое лицо, наверное, надо было видеть… Бесценно!
Призрак из Прошлого
Сидя в каком-то потайном уголке, я пожинала плоды содеянного. Хотелось выть от ярости, хотелось жечь и стрелять… хотелось умереть от обиды. Как они смеют так поступать со мной?! Все, что они сумели, они сумели только благодаря мне!
Не будь меня, ничего бы не было!
Я понимала, что не совсем справедлива, понимала, что лишь накручиваю себя, но ничего не могла поделать. Ярость была моим способом пережить боль. Плакать я никогда толком не умела. По крайней мере, красиво, как могла Джесс.