Я покраснела в спасительной темноте.

Свой Инстаграм я рассчитывала на Ральфа, Антона, Андреаса… На Филиппа, в конце концов. Что это может видеть мой папочка, я никогда не думала. Мне вдруг отчетливо припомнились ряды фотографий и допустимые ракурсы, в которых я показала грудь.

Инстаботы имеют что-то ужасно личное против женских сосков.

Отец вдруг поморщился и чуть слышно ахнул, вскинул руку к груди.

– Все хорошо? – испугалась я.

– Да, ничего. Изжога… Слушай, Цуки, я не хочу после стольких лет сидеть тут и ругаться с тобой. Если ты злишься только из-за того, что я обзвонил кого угодно, кроме тебя… Я не осмелился. Я думал, ты давно про меня забыла. Я думал, я не имею права звонить тебе и что-то там говорить. Клянусь, любимая, если бы я знал, что я по-прежнему имею значение, я позвонил бы тебе. Я клянусь тебе!

Я подалась вперед и встав на колени, обняла его. Положила, как в детстве, голову на его плечо.

– Ты моя любовь, папочка! Ты – моя любовь.

Ничего не ответив, отец прижал меня еще крепче к себе и поцеловал в голову. От него пахло одеколоном и каким-то лекарством, но я не обратила внимания.

Внизу как раз начинали вручать подарки.

По старому обычаю, после этого матери с детьми разъезжались по домам, а гости постарше оставались веселиться по-взрослому. Я еще помнила, хоть и слабо, собственный опыт. Со мной всегда уезжал отец, а Джессика с Маркусом оставались. На этот раз я сама была взрослая и участвовала в игре «Тайный Санта». Родственники тянули бумажки с именем и покупали подарки. Вообще, подарки от Святого Николауса, в Германии вручали шестого декабря, а на Рождество подарки раздавал Младенец Иисус, но американская традиция пришла к нам и пришлась очень кстати. В такой огромной семье, как наша, дарить и получать подарки всем сразу могло бы стать разорительным.

Роль «младенца Иисуса» исполнял граф.

Белобрысые темнобровые мальчики, одинаково раскрасневшись от возбужденного ожидания, ждали, пока выйдет граф и начнет вручать им подарки. Девочки в семье были редкостью и слишком разбросанные по возрасту, они держались маленьким испуганным косяком.

– Кто тебе достался? – спросил отец, когда мы спускались с лестницы под радостный ор мальчишек, которые словно дикари скакали у елки.

– Тетя Кларисса, – сказала я и закатила глаза до самого мозга. – Не знаю, зачем ей все еще что-то дарят? Ей все равно ничего не нравится… Ты помнишь тетю Клариссу?

– Еще бы! – сказал он, закатывая глаза. – Что ты подаришь ей?

– Я заказала ее портрет маслом у одного из друзей Мариты. Жду не дождусь, как она на это отреагирует, – сказала я и передразнила: – «Это полностью вульгарная безвкусная вещь! Смотреть противно!»

Отец рассмеялся, погладив мою ладонь, которую я не на миг не снимала с его согнутого локтя.

– А тебе кто достался?

– Я вообще не собирался сюда идти, пока не выяснил, что ты тоже будешь… – папа остановился, развернувшись ко мне.