После нее Рома не позволял себе такого, а потом и вовсе завязал с крепкими напитками, перешел на пиво.

— Ром, ты чего? — спрашиваю, глядя изумленными глазами. Он приваливается к стене, усмехается. На мне халат, он немного распахнут, открывая вид на пеньюар, а еще я сделала укладку и накрасилась, и Рома это подмечает.

— Какая ты, Мили, — говорит мне. — Для кого старалась?

Вздергиваю брови в удивлении.

— А для кого я могла стараться? Для тебя, конечно.

— Да… Для меня… Вчера что-то не очень старалась.

— Я просто устала. Рома, что случилось, почему ты такой?

Он с трудом вылезает из ботинок, чуть не падает, успеваю его подхватить. Он тяжелый, а пьяный, кажется, еще тяжелее.

— Мили, Мили… — смотрит на меня, проводит рукой по лицу. От него сильно разит, но я сдерживаюсь, не морщусь. — Какая же ты красивая. Всегда была. Помню, когда я увидел тебя первый раз на остановке. Ты помнишь, Мили?

— Помню, — улыбаюсь в ответ.

— Такой дождь шел, стеной. А ты в легком сарафане, руками себя обхватила, смотришь вперед, и глаза такие нереальные…

Я закусываю губу, в глазах начинает щипать по непонятной причине.

— Пойдем, тебе лучше лечь, — говорю ему. Вместе мы идем до комнаты, почти сваливаю его на кровать.

— Полежи со мной, Мили.

Пристраиваюсь рядом, он берет мою ладонь в свои руки, перебирает пальцы.

— Я ведь, правда, верил, что все хорошо будет у нас, Мили, — говорит вдруг, я застываю, внутри все натягивается струной. — Что мы сможем. Я ведь любил тебя, а ты меня…

— Я и сейчас люблю, — выдавливаю из себя с трудом. Рома улыбается грустно, качает головой.

— Привыкла ко мне. А я к тебе. Я тебя сломал, задавил, я же вижу. Ты такая яркая была, Мили, на тебя невозможно было смотреть без восхищения. А я сделал из тебя обычную клушу-домохозяйку.

— Ром, перестань, — говорю твердо, но он только переводит на меня взгляд.

— Я это специально, Мили. Специально. Потому что понял: тебя у меня могут увести.