— Так я же всех назвал! Костяк, ты брешешь, ведь никого же не осталось! Семилетову и Горбункову я не считаю — не представляю кому эти страшилы могут понравится. А больше и нет никого!

— Есть. Ты не всех вспомнил.

— И кого же я пропустил? — Ехидно осведомился Степан. — Может быть, ты запал на нашу классную? Таню Викторовну? Вот её я точно не считал!

Костяков заржал:

— Нет, Тарас, я, конечно, нашу класуху уважаю, но не до такой степени, как ты намекаешь. Так и быть, дам подсказку. Первый ряд от окна. Третья парта.

Стёпкины карие глаза азартно заблестели:

— Ага! И кто же у нас там сидит? Сейчас вспомню. Так. Блин, там же Журавлёва! Это чё? Ты на неё запал? Так она же бледная и плос… — попытался выразить своё мнение Тарасов, но осёкся под стремительно мрачнеющим взглядом Костякова и быстро исправился: — В смысле, на неё я бы в жизни не подумал. Вот, даже вспомнить не смог. Она же незаметная совсем! Обычная. И посмотреть-то не на что, — растерянно и озадаченно охарактеризовал одноклассницу Степан.

— Ты её совсем не знаешь, — холодно отозвался Жека и замолчал, задумчиво устремив взгляд вдаль. — И да, она ни капли не похожа на твоих фигуристых дурёх, поэтому ты её и не запомнил.

— А мне вот интересно теперь: чем она лучше моих «фигуристых дурёх»? — Запальчиво спросил Стёпка. — Ладно, мои красотули чем-то тебе не угодили, бывает. На вкус и цвет, как говорится, все девицы разные. Но Журавлиха-то чем зацепила? Совсем не понимаю!

— Не называй её так! — Угрожающе рыкнул Жека и Стёпка поднял руки в характерном жесте, мол, сдаюсь:

— Всё-всё, понял, Журавля — не трогать. Но всё-таки, почему она?

Костяков оценивающе оглядел Тарасова, прищурился, склонив голову на бок, а потом снова уставился вдаль и тихо произнёс:

— Однажды я возвращался со школы и увидел, как она помогла одному мелкому. Мальцу на вид было лет пять. Он стоял на скамейке на детской площадке и ревел в три ручья, стараясь держаться подальше от огромной дворняги, которая рычала и скалила на него зубы. Никого из взрослых поблизости не было. Пока я раздумывал стоит ли подойти и как, в случае чего, я буду отбиваться от собаки, Журавлёва, которая шла впереди меня, свернула с дороги, покопалась в рюкзаке, достала пакет с какой-то жрачкой и побежала прямо к собаке. Потом она помахала чем-то вроде бутера перед носом дворняги и бросила его как можно дальше в сторону. Собака отвлеклась на жратву, а Катька схватила мальца и дала дёру в другой двор. Я проследил, чтоб псина за ними не увязалась, а потом пошёл глянуть, куда она его потащила. И знаешь, что увидел? — Сверкнул чёрными глазами на Стёпку Жека. Тот вопросительно вздёрнул брови, и Костяков невольно улыбнулся воспоминанию: — Журавлёва сидела на качелях, кормила мальца остатком бутера и читала ему вслух литературное чтение! Она его катала на каруселях, играла в «ладушки» и ещё в какую-то детскую лабуду несколько часов, пока не объявилась заплаканная мамашка этого недотёпы, не устроила истерику и не вырвала у неё сыночка с воплями, мол, девчонка украла её ребёнка! Катька совсем растерялась. Видно, за других постоять она может, а вот себя защищать не умеет. Тогда я не сдержался, вышел из закутка, где наблюдал за ними, и наорал на тётку в ответ, что если бы она получше следила за сыном, то прохожим не пришлось бы спасть его от приблудной собаки, которая чуть его не загрызла! К счастью, малец, услышав про собаку, снова разревелся и подтвердил, что Журавлёва его спасла. Так что той мамашке перед ней пришлось извиняться. Но я не стал слушать её жалкий лепет, а пошёл своей дорогой. Такая вот история.

— Хм, не думал, что тебя тянет на героинь, — задумчиво отозвался Тарасов. — Да, тогда мои красотули тебе точно не подходят. Но теперь хотя бы понятно, почему она.

— Ничего тебе непонятно, Тарас, — буркнул Жека, помолчал и вдруг снова принялся рассказывать: — Когда мне было примерно столько же, сколько тому мальцу, а моему мелкому братцу Ваське и того меньше, мы жили в другом городе и мать с отцом тогда ещё были вместе. Однажды мамка пошла в магазин и взяла нас с собой. Вроде всё купили, пошли домой, но по дороге она вспомнила, что что-то забыла. Оставила меня с мелким на площадке играть, а сама пошла докупить. И не вернулась за нами. Мы с братом были слишком мелкими, дорогу домой не помнили, сами дойти не могли. Мы провели на той площадке целый день. Жрать ужасно хотелось, уже темнеть начало, но уходить мы боялись — вдруг мамка придёт, а нас нет, и мы совсем потеряемся? Васька темноты боится, как только стало смеркаться, он начал реветь. Мне тоже было паршиво. А мимо ходили взрослые, смотрели на нас и отворачивались. И проходили мимо. И никто — никто! — не подошёл и не спросил, что у нас случилось. Не говоря уже о том, чтобы сидеть с нами несколько часов, развлекая всякими играми. Так что такие как Журавлёва — редкость, понятно тебе?

— Понятно, — тихо отозвался Степан. Жека с тех пор, как перевёлся в их школу в третьем классе, ещё ни разу не рассказывал так много о себе. — А что было дальше? Ну там, на площадке?

— В конце концов мамка всё-таки прибежала за нами. Точнее приковыляла. Отец опять домой бухой явился, избил её, может даже по башке треснул. Вот она про нас и забыла, только ближе к ночи вспомнила. Всё плакала и прощения просила. Пока я мелкий был, мамка старалась прятать нас от этого придурка, сама под удары подставлялась. А когда я подрос, то не смог отсиживаться в углу и на папашку стал бросаться, чтобы навесить ему ответных люлей. Тогда мамка испугалась, что мы друг друга поубиваем, и в один прекрасный день схватила меня с Васькой и сбежала от этого урода. Мы жили в маленьких городишках, нигде подолгу не зависая, пока не приехали сюда. Тут у мамки вроде были какие-то хорошие знакомые. Они помогли ей с жильём и работой. И мы здесь осели. Вот и всё.

Воцарилось гнетущее молчание, которое снова нарушил Степан:

— Ну, ты хотя бы помнишь, как выглядят твои родители, Жек. А у меня только бабка. Она уже старая совсем, плохо слышит, ходит с трудом и вообще, боюсь, скоро помрёт. И тогда меня в детдом отправят. А так не хочется! Говорят, там вообще жесть. Если вдруг туда попаду, обязательно сбегу. Только вот место, где пересидеть, надо будет заранее прочекать, — озабоченно пробормотал мальчишка, а потом тряхнул вихрастой головой, словно отгоняя тяжёлые мысли и ухмыльнулся: — Но пока меня заботит не это, а моя Анька. Слышь, Костяк, а давай ты к Журавлю подкатишь, вы с ней замутите, и мы все вместе загуляем, а? Как тебе идея? — Довольно ткнул он локтем в бок соседа.

— Никак. Мне это не нужно.