Всё было совсем не так.

Секс — единственное, что у нас оставалось. Это то, по чему я скучала больше всего. То нежный и непритязательный, то страстный и необузданный, опустошающий, или вдохновляющий, пожалуй, секс до последнего и держал нас вместе.

Но не помню, чтобы я рассказывала Зине, или кому-то ещё, про наш секс с Марком.

— Да нет у Марка никого, — всхлипнула я. — И не было. Это я так, из вредности ревновала, придумывала, цеплялась.

— Да хоть бы и так. Уже какая разница, — резонно заметила Зина.

— Уже никакой, — кивнула я, глотая слёзы.

Завьялова обычно находила нужные слова, чтобы успокоить, поддержать, развеселить, но сейчас они словно не пробились сквозь боль моей потери.

Первый раз в жизни она ни черта не понимала, потому что никогда не была замужем, и даже в постоянных отношениях не замечена, и ничем не могла мне помочь.

А я за эту ночь словно прозрела. Весь месяц, что нам дали с момента подачи заявления, была в каком-то оцепенении. В своём упрямстве, словно в броне. В чувстве попранной справедливости, как в боевых доспехах. В злости, как в забрале. И вдруг увидела, ощутила, почувствовала, что потеряла гораздо больше, чем просто брак и мужа, как я думала сначала.

Что Марк был мне другом, близким человеком, помощником, любовником, человеком, с которым было тепло и не страшно. Что весь мой мир вращался вокруг него: как скажет Марк, как решит Марк, что посоветует Марк.

А теперь мне больно, холодно, страшно. И одиноко.

Но рыдать в рабочем кабинете — последнее дело. Я вытерла глаза, высморкалась, выбросила скомканные салфетки в урну и выпрямилась.

— Да, надо жить дальше. — Собрав губы трубочкой, медленно выдохнула я.

А подумала: «Как я буду без него?»

— Двигаться вперёд, — провозгласила ещё одну прописную истину.

Хотя наружу рвалось: «Зачем? Куда?»

— Оставим прошлое прошлому, — я даже слабо улыбнулась.

— Вот! — оживилась Зина. Опёрлась задницей о стол. — Это моя девочка! Мой боевой хомячок! Ты только подумай, какие ошеломляющие перспективы перед тобой открываются. Свобода!

— Равенство и братство, — уныло добавила я.

— Тебе же вроде писал недавно твой бывший? — покрутила она на груди кулон с балериной. Белый металл. Алый камень. Завьялова заверяла это платина и красный бриллиант. Но девчонки из бухгалтерии зубоскалили: миллион долларов за карат Манн бы ради потаскушки не заплатил.