Книги

Счастливые бывшим не пишут

22
18
20
22
24
26
28
30

И вот второй месяц я лежала в постели.

77

Стирка, готовка, любые дела, требующие физического или психологического напряжения, общение с неприятными людьми (как деликатно сказал мой врач) — всё пришлось отменить.

Временно или насовсем до самых родов пока было неясно — это скажут врачи и результаты обследований. Но мне разрешили вернуться домой, и я сочла это хорошим знаком.

— Ничего, полежишь, — похлопала по одеялу Елена Сергеевна. — Не ты первая, не ты последняя. Отслойки плаценты нет. С моим внуком всё хорошо. Ну, гипертонус. Бывает, плод крупный. Такой славный бутуз, — улыбнулась она. — В двадцать восемь недель рожать, конечно, рановато. Но дотянешь до тридцати четырёх — уже будешь молодец.

«Мальчик, — улыбнулась я. — Марк будет рад».

— Мы заявление в ЗАГС подали, — сказала вслух.

— Ну, молодцы. До рождения ребёнка, конечно, лучше бы расписаться, но, если что, я договорюсь без церемонии. Или вы хотели?

— Нет, — покачала я головой. — Если только для своих.

— Ну свои все и так поймут. А в какой ЗАГС ходили? — встала она. Кивнула, когда я ответила.

Мы словно поменялись ролями: теперь она за мной присматривала.

Не сговариваясь, мы с Марком решили, что будем жить у неё, когда Елена Сергеевна предложила. Его квартира не нравилась мне, моя — ему, снимать что-то новое было совершенно безответственно, а в её наследных пяти комнатах на Якиманке места хватало всем.

К тому же Елена Сергеевна почти закончила ремонт в новой квартире, они с Ярославом потихоньку начали перевозить вещи, и она уже переселила туда двух кошек, чтобы привыкали. Оставила только Бордо, самую ласковую, ту, что особо была привязана к Марку, и Бордо ходила по квартире хозяйкой, гордо помахивая хвостом.

— Честно говоря, я бы поселилась на даче, — сказала я Марку.

Но мы оба понимали, что это невозможно: слишком далеко от города. И ему не намотаешься, и случись что — до больницы не доберёшься. Поэтому я лежала и не жужжала.

А чтобы не скучала, меня озадачили выбором дизайна — в бывшей комнате Марка Елена Сергеевна решила сделать детскую. И всё шло к тому, что мы, видимо, останемся здесь жить.

— Парк Горького, Нескучный сад, «Музеон», Воробьёвы горы, Ботанический сад, — перечисляла Елена Сергеевна, показывая в разные направления руками, — будет где гулять с коляской.

— А потом Третьяковка, дом Художника, — кивала я, понимая, к чему она клонит. — И школы тут, наверное, хорошие, — улыбалась. — И до МГУ недалеко.

Она засмеялась.

— Но он ведь, как назло, поступит в Бауманку и будет мотаться чёрт знает куда, — имела она в виду отчасти Марка, но больше, конечно, будущего внука.