— Я не отдыхать ездила. Работала полгода в Стамбуле.

Придерживая живот, я спустилась с кресла.

— Ну да, зачем на учёт вставать, зачем у гинеколога наблюдаться, анализы сдавать, когда в Стамбуле больше платят.

— Я и на учёте состою, и у гинеколога наблюдаюсь, — я хотела сказать и про свекровь, что нашла мне врача в Стамбуле, и про то, что прилетала в Москву, как раз встать на учёт и сдать анализы, но промолчала. Вряд ли её вообще интересуют мои ответы. — До сегодняшнего дня беременность протекала хорошо и меня ничего не беспокоило.

— А с сегодняшнего, милочка, у тебя угроза отслойки плаценты. Летайте дальше по вашим Турциям, — разорялась она, застилая на кушетку одноразовую простыню. — Иди ложись, на УЗИ ещё посмотрю.

Я слышала, как Марк за дверью мерит шагами коридор. Чувствовала, каким каменным, напряжённым был живот. Как беспокоится наш малыш. Как невыносимо болит поясница. И пожалела дважды: о том, что сразу не позвонила Елене Сергеевне, и о том, что меня привезли именно в эту больницу.

В монитор врач смотрела молча, всё так же недовольно поджав губы. И как бы я ни беспокоилась, спрашивать её ни о чём не хотелось. Что ничего хорошего она не скажет, было понятно и так, но как это поможет мне или малышу? Мне казалось, врач должна была меня успокоить, но она ничего была мне не должна — злилась, цеплялась, раздражалась, а я была вынуждена защищаться. Вряд ли её поведение было безопаснее перелёта, но в мире полно людей злых, глупых, скорбных главою, обращать на них внимание — всё равно что кидать камни в каждую лающую собаку.

Всё, чего я хотела: чтобы мне дали нужное лекарство (это она, я надеюсь, обязана сделать) и отсюда уйти.

Она так ничего и не сказала. Вышла, видимо, чтобы отдать указания медсестре.

И вернулась, когда та уже сделала мне укол.

— И далеко собралась? — спросила она, когда я встала с кушетки.

Куда угодно, лишь бы от вас подальше, подумала я, застёгивая кофту.

— В стационар, пару дней понаблюдаем, — распорядилась она.

— Спасибо. Я утром позвоню своему врачу и лягу в тот стационар, что он сочтёт нужным.

Забрала со стола свои бумаги и вышла.

Что она несла мне вслед, я даже не слушала.

— Поехали домой, — вцепилась я в руку Марка.

Он, конечно, женщин не бьёт, тем более врачей, но, честное слово, даже у меня было желание ей врезать. Если она сейчас выскочит и что-то скажет обо мне, боюсь, он может не сдержаться.

Главное, сейчас не заплакать, уговаривала я себя, а то он не сможет вести машину.

— Всё хорошо, — улыбнулась я. — Не так чтобы совсем хорошо, надо обследоваться, но здесь мне ничем не помогут.