На широком открытом прослушивании, как говорят в шоу-бизнесе — «рынке скота» искали ребёнка на вторую роль для нового ситкома «Си-Би-Си» «Лео и я». Шанс — один на тысячу. Я очень хотел этого, даже если нужно было сыграть двенадцатилетнего. Росс был прав: пришла пора расплаты за годы шуток о моём росте. Когда подошёл день проб, во мне ещё больше прибавилось уверенности. Мама отвезла меня в центр Ванкувера на студию «Си-Би-Си». Появился секретарь и выдал мне сценарий. Осмотрев комнату, заполненную молодыми дарованиями и их матерями с безоговорочной верой в своих чад, я отыскал пару свободных мест, сел и начать изучать свои реплики. Я читал текст и на лету схватывал моменты с шутками, а потом мысленно прогонял их в голове.

Мама вспоминает: «Там было полно маленьких детей, мамы возились с их причёсками, но к своей причёске ты меня не подпустил. Все ребята разбирались с текстом вместе со своими мамами, поэтому я спросила не хочешь ли ты порепетировать вместе со мной. Ты отказался. Тебе всё это давалось с лёгкостью».

«Лео и я», объяснял режиссёр, будет комедийным сериалом с получасовыми сериями об азартном игроке чуть за тридцать, который живёт на захудалой яхте, выигранной в покер. Развязному образу жизни Лео резко приходит конец, когда он неожиданно становится опекуном двенадцатилетнего мальчика Джейми — тем самым «я», что значился в названии. У меня не было ни малейших представлений, каким образом рассказать режиссёру, продюсерам и остальным сопричастным, что по факту мне было шестнадцать, а не двенадцать. Стало бы это помехой для них? Небольшая беседа после пробы, которая им понравилась, дала понять, что голоса разделились. Мне вспомнилось, как я психанул, когда провалил экзамен на права во второй раз.

— Это дискриминация, — распалялся я. — Вы сбили мне весь настрой, когда положили на водительское сиденье телефонный справочник.

Они продолжали задавать дополнительные вопросы и чем больше неприятных деталей я раскрывал, тем веселее они находили мой рассказ. Какая разница сколько лет парню, должно быть думали они, — он настоящая бомба.

— Когда тебе перезвонили и дали роль — это казалось просто нереальным, — удивлялась мама. — Я не могла поверить.

Она не могла, зато я мог.

В добавок к сериалу, сьёмки которого должны были начаться в конце лета, мне предложили одну из ведущих ролей в другом проекте — телевизионном фильме, производство которого должно было начаться вскоре после окончания школы. Вот так просто. После 600 долларов за целое лето мне полагалось столько же за каждую неделю. В то лето я поднял почти шесть тысяч.

Я упомянул о деньгах потому что, когда люди спрашивают, почему так сложилось, что именно актёрству я решил отдать все силы, учитывая все остальные мои интересы, я улыбаюсь и без тени лукавства отвечаю: «Это была первая работа, за которую я получил серьёзные деньги». В 1977 году для шестнадцатилетнего подростка из рабочего класса, сына военного, — это была хренова прорва денег. Но это только одна часть ответа.

Я наслаждался обстановкой, творческим процессом и больше всего рабочей атмосферой на съёмочной площадке. Впервые ко мне относились, как ко взрослому, как к равному люди с намного большим опытом, которые разглядели во мне качества, о которых я не подозревал, и помогли мне развить их. Я говорю не только о других актёрах, продюсерах и режиссёрах, но о бесконечном потоке технического персонала: осветителях, звукорежиссёрах, операторах, стилистах, гримёрах и всех остальных причастных к производству ТВ-шоу.

Когда камеры не снимали, казалось все вокруг только и делают, что смеются, и шутки зачастую были чернее некуда. Намного заковыристей и скабрезней всех тех, что знал я. Все эти профессионалы и мастера своего дела пребывали в своём отдельном мире, далёком от остальных серьёзных и трезвых рабочих обстановок, где работало большинство знакомых мне взрослых. Это были люди, от которых меня предостерегал отец. Но я словно оказался дома.

Осенью 1977 я перешёл в старшую школу с новым приливом уверенности — не из-за готовности встретить новые академические задачи, а из-за убеждения в том, что школа абсолютно не имеет для меня значения. Весь год я продолжал заниматься актёрством, снимаясь в рекламах, работая на радио и эпизодически появляясь на других телепроектах «Си-Би-Си». Становилось всё сложнее сочетать мою развивающуюся кинокарьеру с, намой взгляд, всё более бессмысленными школьными требованиями. Мне с трудом удалось удержаться на плаву, но к концу года у меня всё же было несколько незачётов, которые формально не давали закончить одиннадцатый класс. Если я хотел получить аттестат о среднем образовании и закончить школу вместе со своим классом, то нужно было заново пересдать предметы следующей осенью. Одиннадцатый класс оказался нелёгким, но двенадцатый обещал быть ещё трудней.

Но сперва я собирался потратить часть телевизионных денег от «Лео и я» на своё первое путешествие — в Калифорнию, и провести там остаток лета. За прошедший учебный год у меня появился новый друг — выпускник, Крис Коади. Такой же яркий, как Энди Хилл, но более безбашенный, с извращённым чувством юмора, что делало его идеальным попутчиком. В конце августа в Калифорнии должны были выступать «Роллинг Стоунз» в рамках тура «Сам Гёрлз», и мы собирались поймать их на стадионе «Анахайм». У Криса было не так уж много денег, поэтому большую часть расходов я взял на себя — билеты на самолёт и комната в мотеле рядом с «Диснейлэндом». Мы оторвались по полной. Остановившись в отеле «Калифорния», валялись возле бассейна, пили водянистое американское пиво и болтали с девчонками, которые, как и мы приехали с разных уголков мира увидеть «Стоунз». Ко дню концерта мы потратили большую часть денег, а остатки достались перекупщикам билетов. В последние два дня мы оказались полностью на мели. Нашими источниками питания был горячий шоколад из местной забегаловки «У Дэнни» и бесплатные купоны, которые мы стащили из регистратуры отеля. Тогда я не мог и предположить, что к концу следующего лета переберусь жить в Калифорнию. Те пару дней псевдо бедности были предвестниками двух-трёх лет очень реальных экономических трудностей, с которыми мне вскоре предстояло столкнуться.

Большую часть осени — по крайней мере, так выглядело со стороны — днём я ходил в школу, а вечером был занят в успешной долгоиграющей постановке в Ванкуверском клубе искусств — самой престижной театральной площадке города. Приходилось работать далеко за полночь, и так каждый день. Утром я поднимался с кровати обессиленным, кое-как пробирался через учебную рутину, запрыгивал в свой новый пикап и ехал в ближайший парк. Останавливался в прохладной тени клёна, доставал из кабины «пенку», расстилал её в кузове пикапа и досыпал.

Первым на повестке дня было драматическое искусство. Оставив группу поддержки в лице Росса Джонса в средней школе, я оказался в странном положении, когда получал крепкие отзывы о своей профессиональной деятельности, и в то же время заваливал актёрское мастерство в школе. Я сказал об этом моему нынешнему преподавателю драмы, ссылаясь на то, что мне необходимо получить как можно больше практического опыта. Она пропустила мои слова мимо ушей. К ноябрю стало совершенно ясно, что я завалил практически все предметы. Вся старшая школа превратилась в бред. В разговоре с родителями я сказал, что очень хочу закончить её, но не ценой многообещающей карьеры, которая только началась. Мама убедила меня держаться за работу и заставила пообещать, если они с папой смогут найти какой-то компромисс со школой — сочетание работы с внешкольными курсами и репетиром, — я буду придерживаться этой схемы и сделаю всё, что в моих силах. Удивительно, но папа склонялся на мою сторону даже больше мамы: мне было на что жить. И он первый признал, что я стал зарабатывать в год больше, чем он. Так мои родители договорились бороться за меня и обещали, если компромисс не будет найден, они поддержат мое решение покинуть школу и работать полный рабочий день.

Школьная администрация отказалась пойти на уступки и, к моему удивлению, родители выполнили свою часть уговора. Они поддержали моё решение бросить школу, несмотря на то, что всегда мечтали увидеть кого-нибудь из своих детей поступившим в колледж.

Почему они пошли на это? Отчасти из-за бабули.

— У нас не было причин сомневаться, что эти возможности — театр и работа в «Си-Би-Си» были тем, как говорила бабуля, что должно было случиться, — говорит мама сейчас. — Бабуля так сильно в это верила, что не поддержи мы тебя, я бы чувствовала, что подвела и её и тебя. Так что мы с папой сказали: «Действуй!»

С родительского благословения я сообщил, что весной не вернусь на занятия. Пару раз съездил в школу забрать вещи, попрощаться с друзьями и теми преподавателями, с которыми всё ещё был в хороших отношениях. Их сомнения в правильности моего решения были практически единодушны. Помню такой разговор с учителем социологии:

— Ты совершаешь большую ошибку, Фокс, — предупреждал он. — Ты не сможешь быть красавчиком бесконечно.