Следующие два месяца я провела в Сан-Франциско. Мы много разговаривали с Фло, много гуляли. Много молчали и просто что-то делали вместе. Переключить внимание на то, что занимает не только руки, но и голову, оказалось несложно. Я наблюдала это не раз, поэтому записала нас с подругой на интенсивные кулинарные курсы, специально выбрав те, что находились как можно дальше от дома.
Высокая кухня, в отличие от Фло, мне не давалась. Я понапрасну переводила продукты, чем нервировала нашего учителя — обладателя одной мишленовской звезды месье Жака. От Фло он был без ума, пророча подруге профессиональные успехи на кухне.
Её же больше увлёк декор блюд. Фло создавала реальные шедевры из двух веточек сельдерея, помидора и отварной куриной грудки. Художественное образование давало о себе знать, и спустя год Фло действительно сделала увлечение кулинарией своей профессией, став успешным фуд-стилистом. Её посты в Инстаграме собирают десятки тысяч лайков, среди подписчиков — множество знаменитостей. То, что начиналось как терапия, стало профессией. И в этом вся моя Флоренс.
Именно это я говорю, когда собираюсь рассеять её второе сомнение.
— Ты перфекционист, и вполне способна возвести своё материнство в ранг культа. Я не за ребёнка волнуюсь, а за другие грани твоей жизни: за твою теперешнюю работу, за друзей, за Шона. За себя, в конце концов. Ты будешь настолько сумасшедшей мамашей, что самого отчаянного чайлдфри обратишь в свою веру. Гиперопека — вот о чём надо беспокоиться. Не задавить ребёнка любовью.
На этих словах у подруги начинают подрагивать губы, и я понимаю, что немного перегнула палку. Поэтому, минуя второй страх, перехожу к первому, и требую рассказать всё с самого начала — с того утра, когда Фло решила, что пришла пора снова пописать на бумажную полоску.
В течение следующих сорока минут я не произношу ни слова. Фло надо высказаться. Ещё раз пройти этот путь: от момента, когда её рука сама потянулась к полке с тестом на беременность, до объявления, сделанного накануне Шоном.
По мере того, как подруга говорит, я всё больше и больше начинаю верить, что на этот раз у них всё получится. Больше нет бурлящей радости, как в момент, когда она сообщала о первой беременности. Нет неуверенности и страха, как во время второго похожего разговора. Здесь я мысленно говорю спасибо Шону, потому что без его вмешательства здесь точно не обошлось. Я буквально слышу его слова, когда Фло чётко оттарабанивает результаты анализов и УЗИ, название лекарств, которые она принимает, чтобы минимизировать риск выкидыша. Её распорядок дня, режим питания и физнагрузки изменились. Всё чётко и по полочкам. Уверенность мужа передалась Фло, а через неё — малышу. Её страхи — иррациональны и, скорее, имеют под собой всего одну основу: Фло просит меня присоединиться к их маленькому кружку верующих.
Я делаю это с удовольствием.
Ближе к трём Шон присылает за нами машину.
— Он запретил мне садиться за руль, можешь себе представить?!
— И правильно сделал.
— И ты туда же!
Фло притворно возмущается, но выглядит при этом довольной.
Прыжок веры — десять баллов из десяти возможных!
Водитель открывает дверь, и мы садимся на заднее сидение тонированного представительского седана.
Вчерашний вечер был последним отголоском недавно закончившегося лета. Сегодня на улице ощутимо похолодало, и я рада, что захватила с собой тёплый свитер.
В салоне тепло, и Фло сразу стягивает с себя жакет.
— У меня терморегуляция нарушена. Всё время мёрзну.
— Ты говорила об этом врачу?