— Это я сделал, — сказал Клинг.

— Мне нужно будет запротоколировать ваши объяснения.

— Ты останься тут с ними, — сказал Мейер Клингу, — а я постараюсь побыстрее добраться до больницы. Может быть, этот сукин сын захочет перед смертью сделать последнее заявление.

“Я не собирался убивать ее. Она очень радовалась, когда я пришел, все время смеялась и шутила, потому что воображала, что ей удалось соскочить с иглы.

Я сказал ей, что она просто дура и что у нее ничего из этого не выйдет.

Последний укол я сделал себе в три часа дня и голова у меня уже раскалывалась. Я сказал ей, что мне нужны деньги на новый укол, а она вдруг объявляет, что впредь вообще не желает иметь никакого дела ни со мною, ни с Петрис — так зовут эту девчонку, с которой я сейчас живу. Да она просто не имела права так вести себя со мной, да особенно в то время, когда мне так срочно нужна была доза. Она же видела, что я готов был на стену лезть от муки, а сама сидела спокойно и попивала свой чаек со льдом. Она заявила, что больше не хочет содержать меня и не собирается тратить больше половины своих заработков на героин для меня. Я сказал ей, что она обязана это делать. Я из-за нее провел четыре года за решеткой в Солидад, и все из-за этой сучки, а теперь я — что, не могу получить с нее за это! Она сказала, что покончила со мной и мне подобными. Она сказала, что теперь она завязала навсегда. “Понимаешь ты, — сказала она. — Я бросила все это”!

Я умру, да? Я… Я взял… Я взял нож с ее подноса. Я не собирался убивать ее, просто мне срочно нужен был укол, неужели она не видела и не понимала этого? Господи, мы ведь так хорошо проводили с ней время. Я ударил ее ножом. Я не знаю сколько ударов ножом я ей нанес.

Я должен умереть, да? Там еще картина упала со стены — это мне хорошо запомнилось… Я забрал все деньги, которые лежали в ее записной книжке, там было четыре бумажки по десять долларов. Я выбежал из ее комнаты и бросил там где-то нож. Наверное, где-то в холле. Я так думаю, но точно не помню. Я еще сообразил, что на лифте мне нельзя спускаться, это я еще сообразил очень здорово. Поэтому я сразу побежал наверх и через чердак выбрался на крышу, а потом перелез на крышу соседнего дома и уже из него вышел на улицу. Я тогда купил на эти сорок долларов двадцать пакетиков. А потом мы с Петрис здорово накачались. Да, было очень здорово…

До сегодняшнего дня я просто не знал, что Тинкин ребенок находился тогда в квартире, потому что только сегодня вечером Петрис случайно включила эту чертову говорящую куклу.

Если бы я тогда знал, что девочка сидит в соседней комнате, я, может быть, убил бы и ее”.

Фритц Шмидт так никогда и не подписал продиктованного им признания, потому что он умер ровно через семь минут после того, как сделавший запись полицейский принялся перепечатывать текст.

Лейтенант стоял в стороне, пока двое полицейских из отдела убийств проводили дознание Клинга. Они посоветовали ему воздержаться от всяких заявлений до приезда Бернса, а теперь, когда он наконец появился здесь, приступили к привычной процедуре. Казалось, что Клинг просто не может перестать плакать. Этим обстоятельством он приводил их в немалое смущение — подумать только, взрослый мужик, полицейский, что ни говори, а тут просто разревелся. Глядя на лицо Клинга, Бернс решил просто помолчать.

Полицейских из отдела убийств звали Карпентером и Колхауном. Они были очень похожи друг на друга. Бернс подумал, что он еще ни разу в жизни не встречал работающих парами полицейских из этого отдела, которые не выглядели бы как пара близнецов. А может, это, так сказать, марка этой их довольно необычной профессии, решил он. Время от времени он поглядывая на них, он вдруг понял, что никак не может запомнить, кто из них Карпентер, а кто — Колхаун. Даже голоса их звучали совершенно одинаково.

— Давайте начнем по порядку — ваше имя, фамилия, звание и номер жетона, — сказал Карпентер.

— Бертран Клинг, детектив третьего разряда, жетон номер 74579.

— Какого участка? — спросил Колхаун.

— Восемьдесят седьмой участок полиции, — он все еще продолжал всхлипывать, а слезы непрерывно катились по его щекам.

— Выражаясь технически, вы совершили убийство, Клинг.

— Но это убийство оправданное, — сказал Колхаун.

— Не влекущее за собой ответственности, — поправил его Карпентер.