Под Княгиневку Спартак с ротой был отправлен, чтобы завязать бой на северо-восточной окраине села, вызвать у врага панику, а главные силы — стрелковый батальон должен был в это время ударить с юга.
Ночь на 5 декабря выдалась с морозцем и вьюжная — как раз для разведки. Политрук с бойцами сделали больше, чем требовалось, они зацепились за окраину Княгиневки, даже заняли несколько домов. Когда Железного ранило, его перевязала Нина Гнилицкая и хотела отправить в тыл. Он остался. Его ранило снова. Потом две пули задели Нину Гнилицкую, левая рука повисла, как плеть, она, перевязав себя, встала с автоматом в руках к пролому в каменном заборе рядом с политруком, которого уже не покидала. Это был последний рубеж обороны.
Фашисты наступали с трех сторон. Спартак успел отправить в тыл связного, пятнадцатилетнего Юру Рязанова, просил передать, что гитлеровцы дорого заплатят за жизнь разведчиков. Уже все было ясно, стрелковый батальон запоздал, политрук с Ниной Гнилицкой на последнем рубеже прикрывали отход.
Их окружили. В этом бою погибли все.
Спартак I века до новой эры и Спартак XX века. Один — легендарный, другой — рядовой (разве мало было таких в войну?). Спартак Железный хранил в сердце литературный образ великого гладиатора (о реальном, историческом Спартаке известно вообще очень мало). С этим литературным образом он рос, с ним сжился, его унаследовал.
Спартак у Джованьоли, упав на землю, подставил врагам щит, «мечом совершая чудеса нечеловеческой доблести».
Спартак Железный, упав на землю, продолжал отстреливаться до последнего патрона, совершая чудеса доблести.
«Спартаку, — пишет Джованьоли, — в то время было около тридцати лет».
Спартаку Железному через месяц с небольшим исполнилось бы… тридцать.
Врачебная комиссия при Н-ском отдельном медсанбате осмотрела труп политрука Железного. Руки вывернуты из суставов и поломаны… Ноги переломаны прикладами, сапоги сняты, пальцы отрублены… Лицо политрука исколото штыками…
В конце концов, фашисты облили умирающего комиссара бензином и подожгли.
Политрук знал, какие муки ждут его, и мог облегчить себе участь. Но и последнюю пулю он послал в фашиста.
Минула зима. В марте 1942 года, когда сошел снег, на окраине Княгиневки был обнаружен обгоревший труп.
Сын — давно уже не Саша, а Александр Спартакович. Полковник милиции Херсонского УВД — здоровый, широкоплечий, мощный. Мы сидим с ним в номере херсонской гостиницы «Киев», и он рассказывает о том, как опознали отца. У него подступает ком к горлу, он выходит в коридор перекурить. Раз начал рассказ — не смог, вышел, другой раз — не смог…
«Отца с Ниной Гнилицкой обнаружили вместе. Повезли в медсанбат. Нину опознали сразу: единственная девушка была в бою. Второй труп не опознали — черный, обгоревший, смерзшийся… Левая рука сжата в кулак и приподнята… Кто-то заметил:
— В кулаке что-то есть!
Пытались разжать пальцы, не смогли. Принесли паяльную лампу, стали греть… Разжали. Увидели… партийный билет. В трубочку свернут… Пообгорел, но сохранился, только отчество не разобрать…»
Эту короткую, в несколько слов, историю Александр Спартакович рассказал с трех попыток.
Огонь погубил Спартака, огонь помог вернуть имя.
Полковник Александр Спартакович Железный работает начальником отдела пожарной охраны. Профессия у него — бороться с огнем. По сигналу тревоги его поднимают из-за праздничного стола, ночью с постели. В ту ночь, кстати, когда я ехал на поезде из Москвы в Херсон, Александр Спартакович не спал. В совхозе «Овощной» загорелась животноводческая ферма. Сигнал диспетчеру поступил в два тридцать, а без восьми три Железный был уже в совхозе. Вывели из огня весь скот — 268 коров, да и ферму спасли, сгорела только крыша молочного блока.