После окончания военного училища он прибыл в распоряжение командующего войсками Северо-Кавказского военного округа, стал командовать саперным взводом.
Работы было много не только на земле, но и в море. Леонид Ильин поступил в водолазную школу и после учебы стал водолазом 1-го класса.
Можно сказать, что он все время был на передовой и смертельной опасности подвергался постоянно, всегда. Правда, в отличие от военного времени, судьба отныне была уже в его руках. И собственная судьба, и тех, кто оказывался рядом с гибелью — на работе, в собственном доме, на отдыхе в санатории, в пути…
Однажды Леонида Ильина вызвали в штаб среди ночи. Оказалось, в Геленджике, на территории санатория «Солнце» обнаружены две бомбы. «Послезавтра 5 марта, — сказал начальник штаба, — день выборов, праздник. Понял?». Вместе с лейтенантом Ильиным в Геленджик выехали рядовые Шкуро, Навицкас и Наум.
Одна бомба была в полтонны, но, осмотрев взрыватель, Ильин понял, что с ней пока можно не спешить; вторая осела у самого берегового обрыва. Берег, со временем оползал, осыпался, и вот бомба обнажилась — всего в сорока метрах от главного санаторного корпуса. Выяснилось, что в бомбу вмонтированы взрыватели-ловушки: извлекать их нельзя, трогать бомбу с места тоже нельзя — включится часовой механизм, взрыв может произойти через несколько секунд.
Приехали командир части и его заместитель. «Твое решение?» — спросил командир. «У основания берегового откоса выкопать глубокую нишу, осторожно опустить туда бомбу, головной частью в берег. Вся взрывная волна уйдет в море». — «А если бомба сработает немедленно?» — «Должны успеть», — ответил Ильин.
Весь день 3 марта под проливным дождем копали нишу, готовили бомбу к взрыву.
Все отдыхающие были выселены из санатория. Все окна и двери в корпусах по распоряжению лейтенанта были открыты для целости и сохранности. Один лишь заведующий клубом улыбнулся снисходительно. «Ты еще молод, лейтенант, а я войну прошел. Мои окна далеко, не волнуйся».
Ильин доложил директору санатория.
— Пусть, — сказал директор лейтенанту, — сам потом вставит.
Все прошло как по писаному, после сильнейшего взрыва ничто не повредилось. Кроме, конечно, клуба — там не уцелело ни одно стеклышко.
Вторую бомбу увезли в ущелье и взорвали там.
4 марта к шестнадцати ноль-ноль все было закончено, саперы вернулись в санаторий оформить акт о проделанной работе. Проза, бухгалтерская отчетность: обезврежены две бомбы такой-то марки. С точностью до грамма перечисляется израсходованная взрывчатка. И все.
Пребеспокойнейшую себе выбрал долю Леонид Ильин. Заявки военкоматов на разминирование поступали почти каждый день и с разных концов Краснодарского края. Удивительного тут мало: бои в этих местах шли жестокие. Лейтенанта поднимали среди ночи, вызывали из театра во время спектакля, уводили с танцевального вечера в Доме офицеров…
Как-то на Таманском полуострове, где он «выполнил заявки» сразу нескольких военкоматов, Ильин после долгих многотрудных дней и бессонных ночей сидел перед отъездом в кабинете директора совхоза и оформлял свои акты. Неожиданно вошел парень и сообщил, что в доме у одной старушки под полом лежит бомба. «Ей не приснилось?» — спросил директор.
Ильин отправился вместе с испытанным своим другом литовцем Юргасом Навицкасом.
Женщина жила одна, и дом был ее единственным богатством. Она плакала и говорила, что всю жизнь думала об этой бомбе, но скрывала, боялась, что дом разрушат. А к старости вот за жизнь свою стала бояться.
Копали под домом целый день, ничего не нашли, и, когда уже собрались было уходить, Навицкас обнаружил едва заметный канал. Оказалось, бомба, пробив крышу и пол, упала в землю, изменила направление и вышла в огород.
Бомба оказалась с часовым механизмом, взрывать можно было только на месте. Но жалко было старушкину избу, кроме того, все это происходило в самом центре станицы, и от нее тоже мало что могло уцелеть. Леонид и Юргас решили рискнуть — вывезти и взорвать ее в ближайшем карьере.
Навицкас вел машину, а Ильин сидел в кузове и «прослушивал» бомбу. Когда миновали станицу и выехали на полевую дорогу, лейтенант вдруг услышал, что заработали часы. Лоб его стал мокрым и холодным, до карьера оставалось еще около километра. Выскакивать из машины? Он нагнулся и через окно кабины закричал Навицкасу: «Гони!». Шея и лицо Юргаса мгновенно покрылись красными пятнами. Еще Ильин увидел, как вспотели руки Юргаса, крупные, мясистые.