Мужчина растроганно улыбается и сжимает мои пальцы обеими руками. Маленькая ладошка тонет в его ладонях – грязных, шершавых. Вш-ш-шах! Его цвета наполняют меня, как приливная волна. Они тусклые, мутные, словно выгоревшие на солнце. Смотреть на них неприятно, и почему-то становится больно внутри. Я хочу вырвать ладонь, но мужчина сжимает ее крепче, хватается за меня, как за спасательный круг. Меня затягивает в болото. Я пытаюсь закричать, я чувствую, что там, в глубине, что-то плохое. А потом вижу ее – огромную рану, из которой в мир изливается тьма. Чернота, что чернее черного. Хищная, пожирающая все цвета на своем пути. Она тянет меня к себе, она засасывает, поглощает! Я громко кричу и так сильно дергаю руку, что, не удержавшись на ногах, падаю прямо в лужу, от которой недавно спаслась.

– Что вы делаете с моей дочерью? – подбегает взволнованная мама. – Отойдите. Отойдите немедленно.

Я начинаю плакать. Мужчина испуганно отступает, бормочет что-то, но слов не разобрать. Кажется, что-то вроде: «Я не… Я не…»

– Я вызову милицию! – кричит мама, становясь между мной и незнакомцем. – Леша! Леша!

Папа бежит на ее зов, толкая перед собой тележку. Я плачу. Я кричу. Мне страшно. А мужчина испуганно бормочет что-то и, прикрывая голову руками, убегает прочь. Он петляет между машинами на парковке, заворачивает за угол магазина и исчезает.

– Нет, нет, стойте, – захлебываясь слезами, рыдаю я. – Ему надо помочь!

– Милая, ты в порядке? – спрашивает мама.

Она обнимает меня, прижимает к себе, но я вырываюсь и продолжаю кричать.

– Где болит?

– Ему! Ему больно. Больно внутри!

Я не могу объяснить, не могу подобрать слова.

– Мама, надо ему помочь!

– Успокойся уже, пожалуйста, – говорит папа сердито. Они с мамой оглядываются по сторонам. Люди вокруг шепчутся, пожимают плечами, смотрят искоса.

Папа подхватывает меня на руки, заносит в магазин и оставляет возле входа в женский туалет. Мы заходим с мамой вдвоем. Она пытается очистить мою одежду и, кажется, сердится, но я не могу понять почему. Я все еще дрожу. Мне все еще кажется, что чужое болото затягивает и тащит туда, где прячутся непростительные, темные мысли…

Чернее черного.

– Мам…

– Милая, это опять твое воображение. – Мама старается говорить ласково, но губы у нее сжимаются в ниточку. – Пожалуйста, давай не будем развивать эту тему, хорошо? А то папа рассердится, а я расстроюсь.

Я не хочу, чтобы они сердились, и все-таки делаю еще одну попытку. Эхо чужих цветов гулко отдается внутри. Как будто краски въелись в кожу, проникли в кровь и кости так, что не ототрешь.

– Мамочка, тот человек… Ему нужна помощь.

Мама вздыхает: