– Можете начинать, Саша, – с улыбкой говорит Тор, и от его слов пружина внутри меня опять начинает скручиваться. Я киваю. Прячу руки в карманы толстовки, затем вытаскиваю их, прочищаю горло. Кто-то в зале тихо фыркает от смеха, и я сжимаюсь до состояния крошечного пикселя в картине Вселенной. Почему они смеются? Капля паники внутри меня отращивает ложноножки, как у амебы. Она захватывает новые территории, хищно нападает на остатки моей уверенности, подпитывает страх. Я затравленно оглядываюсь по сторонам. Нахожу Кашу, но он что-то быстро строчит в телефоне, не глядя на сцену. И тогда мой взгляд – почти против воли – натыкается на Андрея: «Помоги».

Одним движением плеча Андрей сбрасывает рюкзак и поднимается на сцену. Он становится рядом и начинает говорить:

Он замолкает и смотрит на меня, но я не могу начать говорить. Я потрясена. Все в зале потрясены и смотрят только на него, потому что он переменился мгновенно. Стал старше? Нет, дело не в этом. Просто с того момента, как он поднялся на сцену, сама аура вокруг него стала другой. Андрей всегда притягивал взгляды. Но сейчас от него просто невозможно оторваться.

Он не просто хорошо читает слова. Он прирожденный актер.

– И тихо наконец она… – подсказывает Андрей. В его взгляде столько доброты и поддержки, что амебные ложноножки, шипя, втягиваются обратно. Неохотно, но паника отступает. Она еще плещется внутри, но больше не выходит из берегов. И я, очнувшись, начинаю тараторить:

Я запинаюсь, и Андрей подхватывает:

Он говорит от имени девушки, но никому и в голову не приходит смеяться. Настолько искренне звучат его слова, настолько они настоящие. В том, как он говорит, есть какой-то надлом, затаенная боль, и я не могу об этом не думать. Тор вскакивает на ноги и аплодирует. Андрей с улыбкой протягивает мне руку и одними губами шепчет: «Поклон». Я автоматически хватаюсь за ладонь, и от его пальцев вверх по моей руке пробегают искры. Что-то внутри меня вспыхивает и разгорается – там, где сердце. Мгновение я чувствую эйфорию, а потом…

Его цвета врываются в мое сознание и затапливают все вокруг синевой. Одиночеством. Я широко распахиваю глаза и начинаю хватать воздух ртом. Андрей говорит что-то, но я не слышу его. Ноги подгибаются, и я опускаюсь на колени. Он другой. Его цвета совсем другие: темные, мрачные. Рябь страха бежит по волнам синевы, но хуже всего то, что я вижу там, в глубине…

Андрей пытается выдернуть пальцы из моей ладони, но я лишь крепче сжимаю его руку своей. Я вглядываюсь в глубину и там, на самом дне, вижу сгусток тьмы, что чернее черного.

Я уже видела такую однажды.

Я уже знаю, что она означает.

Только не это…