Дивайн прикусила губу, но потом вздохнула и призналась: — Как бы мне ни было неприятно это признавать, я уверена, что ты заключил сделку с моей любовью, когда пришел сюда по собственной воле, предлагая свою жизнь взамен моей.

Маркус усмехнулся и слегка сжал ее, но потом ослабил хватку и нахмурился, спросив: — Почему ты не хочешь это признать?

— Потому что тебе лучше без меня. Если мы выберемся отсюда и останемся вместе, ты проведешь остаток своей жизни в бегах, — грустно заметила она.

— Я думал об этом, — сказал Маркус, отпуская ее, чтобы она могла осмотреться вокруг и посмотреть на цепи и стул, на котором она сидела. — Это не обязательно так.

— Гм, да, — сухо заверила она его. — Я спасла Леониуса от Люциана. Вряд ли он это забудет.

— Да. Но я думаю, что Дамиан, — твердо произнес он, — твой Жан-Клод.

Дивина огляделась и удивленно посмотрела на него. — Близнец дяди Люциана?

— Да, я не знаю, знаешь ли ты об этом, я имею в виду то, что ты давно не общалась с семьей, но, как оказалось, Жан-Клод был изгоем. Он нарушал законы бессмертных. Во множественном числе, — сухо добавил он. — Как бы то ни было, Люциан знал, что ведет себя плохо, но, как и ты, не то чтобы он нарушал законы, и, как и ты, он помогал ему, когда было бы лучше, если бы он этого не делал, — объяснил Маркус, пододвигая ее стул. — Конечно, как только он узнал, он убил Жан-Клода, но только потому, что Жан-Клод попросил его об этом.

Дивина услышала щелчок, и ее спинка стула внезапно отодвинулась, цепи ослабли.

— Я думаю, если мы напомним об этом Люциану, ему будет легче с тобой, — закончил Маркус, подходя, чтобы помочь ей освободиться от цепей. Освободив ее, он обхватил ладонями ее лицо и улыбнулся. — У нас еще может быть семья, дом и все то, чего у тебя никогда не было и то, что другие воспринимают как должное.

Дивина на мгновение закрыла глаза, боясь позволить надежде, зародившейся в ее сердце, прорасти. Открыв глаза, она спросила: — А что, если он не…?

— Тогда, полагаю, нам придется много путешествовать, — сухо заметил Маркус. — Будет весело.

Дивина коротко рассмеялась и покачала головой. — Ты всегда такой оптимистичный?

Маркус пожал плечами. — В молодости — да. Но уже несколько столетий нет. Но я нахожу, что ты заставляешь меня чувствовать это сейчас. Обняв ее, он сказал: — Я чувствую, что мог бы завоевать мир с тобой рядом.

— Нет, если ты собираешься тратить время, стоя посреди вражеской территории, целуясь и обнимаясь.

Дивина и Маркус напряглись при этих словах и повернулись к человеку, стоявшему в дверях. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки и лодыжки, и смотрел на них с выражением, которое трудно было понять.

— Люциан, — выдохнул Маркус, отпустив Дивину и встав перед ней в защитном жесте. — Нам нужно поговорить.

— Неужели? — сухо спросил Люциан.

Дивина нахмурилась и, уперев руки в бока, встала перед Маркусом, оказавшись лицом к лицу с дядей, который столько лет был для нее пугалом. — Нет. Нам нужно поговорить, — твердо сказала она и мрачно добавила: — Маркус не сделал ничего плохого. Ты можешь арестовать или убить меня, но должен отпустить его.

— Дивина, — рявкнул Маркус, хватая ее за руку и увлекая за собой. — Позволь мне разобраться с этим. Я…