— Никита Сергеич, я на заочном учился, у математика бабу увел, а он не простил! — поднял полные надежды глаза. — Восстановите меня, пожалуйста, год оставался, не хочу в грузчиках до конца жизни ходить!

— Помогите молодому, Никита Сергеич, — поддержал «средний».

— Запиши, Вадик, — вновь попросил бывший Генеральный.

Молодой назвал ФИО — свое и преподавателя — и покинул сцену. Хрущев перешел к допросу грустного, усаженного дядей Германом на лавку — продавщица отодвинулась подальше — директора:

— Ковыряться в ящиках будем или сразу явку с повинной оформлять?

— Да я пятнадцать лет верой и правдой, Никита Сергеич! — жалобно заверил тот в ответ. — Не знаю, что вам наплели эти алкаши, — осуждающий взгляд на грузчиков. — Но у нас — передовое производство, брака меньше чем у других, а здесь, — он обвел рукой помещение магазина. — Как и положено, только внеплановая продукция. Лёва, покажи документы! — адресовал просьбу директору точки.

— Сиди, Лёва, — отменил просьбу Хрущев. — Где тут у вас лампочки проверяют?

— А вот! — оживилась продавщица, выдав бывшему Генеральному девайс из провода и закрепленных в деревянном бруске патронов.

— Может я? — проявил я инициативу. — Вы же пожилой, вам тяжело наклоняться, — с невинной улыбкой развел руками в ответ на вопросительный взгляд.

— Сученок! — почти ласково приложил меня Хрущев и достал из ящика лампочку.

Отряхнув паклю — для сохранности изделий в ящик набивают — снял картонную упаковку, подчеркнуто-аккуратно ввинтил в патрон и воткнул вилку в розетку.

— Видите — прекрасно работает! — обрадовался эффекту директор.

Никита Сергеевич вытащил вилку и воткнул снова. Повторил. И еще. И еще. И еще…

— А правда, что когда качество спичек в СССР упало, товарищ Сталин вызвал на ковер директоров спичечных заводов и долго и безуспешно пытался закурить трубку при помощи их продукции? — решил я проверить навеянный ассоциативными рядами исторический анекдот.

— Меня там не было, — пожал плечами Никита Сергеевич, включил-выключил и добавил. — Но на него похоже.

— Бах! — лампочка не выдержала надругательства и шумно перегорела, покрывшись изнутри копотью.

Хорошо, что не разлетелась осколками — посекло бы дедушку Никиту, жалко.

— Сколько? — обратился ко мне Генеральный.

— Двадцать три цикла, — отрапортовал человек-нейросеть.

— А теперь давай «хозрасчетную» проверим, — Хрущев наклонился через прилавок и достал оттуда такую же лампочку — «двухсотку».