— Ой, вре-е-ешь! — укоризненно протянул Хрущев и полез за полу пиджака.

— Грязно будет, Никита Сергеевич, — поморщился дядя Герман.

— Зато назидательно! — рявкнул тот в ответ, явив на свет «Маузер».

— Давайте лучше ногти вырвем, — предложил я меньшее зло, поняв, что добрый толстый весельчак дедушка Никита нифига не шутит.

— Да не боись ты, — отмахнулся он, отошел подальше…

— Лежать! — рявкнул на начавших было оборачиваться задержанных автоматчик.

Вздохнув, заткнул уши — а что я сделаю?

Хрущев тщательно прицелился… и убрал пистолет, широко мне улыбнувшись. Я убрал ладони от ушей и услышал его удовлетворенный вердикт:

— И вправду крепок! Но сбледнул, как считаешь, Герман?

— Сердце у ребенка доброе, — с доброй улыбкой подмигнул мне он.

— Занимайся, — скомандовал Никита Сергеевич дяде Вите, кивнув на лежащих на полу и махнул мне на проход. — Пошли горкома снимать, скучно тут.

Страшненькие у старших товарищей проверки.

По пути к машине Хрущев вернулся к прошлой теме:

— Теорией управления Сверхдержавой, говоришь, поделиться?

— Да, — подтвердил я.

— Симулякр о том же просил, — покосился он на меня.

— Потому что напрашивается, — развел я руками. — Такого репетитора больше нигде не найти. Я могу вас поуговаривать, Никита Сергеевич, но лучше когда к власти приду вам памятник поставлю — в одной руке будете борщевик держать, в другой — кукурузу.

— Борщевика у нас как переходящее знамя передают, — гоготнул бывший Генеральный. — И то ли у тебя еще будет, господин цесаревич! — похлопал меня по плечу.