Кабинет впечатлял, но не роскошью, а наполнением — двенадцать лежащих лицом в пол и закованных в наручники людей — дамы представлены в количестве трех.

— Который тут директор? — спросил Хрущев контролирующих задержанных «дядей» в балаклавах и с автоматами в количестве десяти человек.

Сотрудник слегка пнул второго в первом ряду.

— Поднять и вон туда! — сам направившись к директорскому креслу, Никита Сергеевич указал на ряд стульев у стены. — А ты сюда давай, — указал мне на стул по правую руку от себя.

Ишь как символично! Уселись.

— Как звать? — начал Хрущев допрашивать плешивого нервничающего (тут занервничаешь!) мужика «за сорок».

— Петр Снобков, — ответил тот.

— Пи*дец тебе, Петя! — жизнерадостно пообещал Хрущев.

— А в чем, собственно, дело? — попытался возмутиться он. — У нас здесь образцовое производство!

— Совсем охамели цеховики! — расстроенно откинулся в кресле Никита Сергеевич и риторически спросил меня. — Вот и как работать, если совести ни у кого не осталось? Придется запустить процесс исправления задержанного силой!

Дядя Герман пробил цеховику в «солнышко». Лежащие на полу товарищи синхронно сглотнули. Когда добрый дядя из КГБ за остатки волос поднял на нас лицо Снобкова, Хрущев попробовал снова:

— Сотрудничать будем?

— Замочу! — шикнул на директора дородный мужик из второго ряда.

— Ну-ка! — оживился Никита Сергеевич, выбрался из-за стола, подошел к «говоруну» и сопроводил вопрос пинком. — Как звать?

— На*уй пошел, Кукурузник!

— Жить насрать? — с любопытством спросил не обидевшийся Хрущев.

— Жить хочется, — признал лежащий. — Лев Дунаев.

Организатор и, так сказать, идейный вдохновитель всей схемы. В моей реальности к 73 году успел перебраться в Москву и купить там дачу певицы Лидии Русаковой — последняя, кстати, еще жива и вполне популярна.

— Что ж тогда на расстрельное дело пошел? — спросил Никита Сергеевич.

— Потому что надеялся, что скоро вернется капитализм, — поведал тот ковру. — Уже и началось — еще месяц-другой и бросил бы эти шубы к чертовой матери!