Через два дня после того, как присяжные вынесли свой вердикт, на улице неожиданно выглянуло солнце. Кристальной чистоты хрустящий морозный день был таким красивым, каким никогда не бывает мягкий летний солнечный день. Клочья перистых облаков неслись по невероятно огромному голубому небу.
Я покупаю сэндвич и отхожу с ним на игровую площадку. Стайка мальчишек гоняет по ней мяч, а на другом конце сидит, прижавшись друг к другу, очень пожилая пара. Удивительно, как старики начинают походить на старух, а старухи – на стариков. Как будто половые признаки и их важность сглаживаются по мере того, как мы приближаемся к неизбежному концу. Я не слышу, как подходит Эверетт, пока она не останавливается рядом со мной и протягивает мне кофе.
– Не возражаете?
Я-то как раз возражаю, но улыбаюсь и произношу:
– Конечно, нет. Присаживайся.
Девушка садится, ссутулившись на холоде и обхватив двумя руками кружку с кофе.
– Мне только что звонил Гислингхэм, – говорит она. – Они надеются скоро забрать Билли домой. Врачи очень довольны его успехами.
– Отлично. Я ему напишу.
Тишина.
– Вы действительно думаете, что это сделала она? – спрашивает наконец Верити.
Так вот в чем дело!
– Да, – отвечаю я. – Я так думаю.
– И вам не кажется, что ее приговорили по ложному обвинению? То есть потому, что люди их ненавидели, из-за «Твиттера» и всей этой компании оскорблений, а не потому, что были реальные доказательства?
– Этого мы никогда не узнаем. – Я пожимаю плечами. – Важно лишь то, что мы получили искомый результат, и не важно, как это произошло. Правда, я не думаю, чтобы с доказательствами было что-то не так. Мы хорошо поработали –
Девушка смотрит сначала на меня, а потом переводит глаза на парк. Совсем низко над игровой площадкой пролетает пара чаек, и один из малышей начинает плакать.
– Мне все не дает покоя одна вещь.
Я делаю глоток кофе и выдыхаю облачко горячего сладкого пара.
– И что же именно?
– Эти перчатки. Те, которые она выкинула в мусорный контейнер. Которые были завернуты в листы «Гардиан».
– А что с ними не так?