– Мисс Мадиган говорила, – медленно начинает Дейзи, личико которой побелело, – что уважение надо заработать. Тебя уважают за то, что ты сделал. А ты ничего не сделала. Ты уже даже не красивая. Поэтому папочка ищет себе другую тетю. У него будет новая жена, а у меня – новая мамочка.

Это происходит прежде, чем Шэрон успевает сообразить, что она делает. Поднятая рука, жгучая затрещина, ярко-красный след. На мгновение женщина в ужасе замирает. Но не от того, что сделала, а от этого выражения на лице дочери. У девочки холодный, тяжелый взгляд триумфатора.

– Больше ты не моя мама, – шепчет Дейзи. – Я скорее умру, чем буду такой, как ты.

А потом она поворачивается, подбирает свой портфель и уходит.

– Дейзи? Дейзи! Немедленно вернись!

Дверь наверху захлопывается, и раздаются звуки музыки.

«Бум! Бум! Бум!» – доносится сквозь тонкие перегородки.

Шэрон подходит к раковине и дрожащей рукой наливает себе стакан воды. Когда она поворачивается, то видит Лео, который наблюдает за ней.

– На тебе кровь, – говорит мальчик.

Когда Агню возобновляет допрос, его голос звучит мягко, почти по-доброму:

– Но есть и еще одна версия того, что произошло в тот день, миссис Мэйсон, не так ли?

Шэрон отворачивается от него.

– За месяцы, предшествовавшие смерти вашей дочери, вы убедились, что у вашего мужа есть любовница. И эта ревность, эти подозрения настолько вас захватили, оказались настолько всепоглощающими, что вы потеряли способность мыслить рационально. Каждая женщина, на которую смотрел ваш муж, каждая женщина, которая улыбалась ему в ответ, только усиливали жуткое осознание его виновности. Вы даже собственную дочь стали рассматривать в качестве потенциальной соперницы, укравшей у вас ту любовь, которая, по вашему разумению, справедливо принадлежала только вам.

Голова Шэрон падает ей на грудь. Она плачет. От жалости к самой себе – скупыми и жалкими слезами.

– А потом, в тот самый вечер, все происходит одно к одному, – продолжает обвинитель. – Ваш муж звонит, чтобы сообщить, что задерживается, и вы, таким образом, вынуждены одна готовиться к приему. Но не это самое страшное – вы уверены, что мистер Мэйсон не с клиентом, как он утверждает, а с другой женщиной. Кто знает, может быть, вы расслышали на заднем фоне женский голос или шум бара… Но как бы оно ни было, этого оказывается достаточно, чтобы вам вынесло мозг. Вы просто не можете больше это терпеть. И вот в этом невыносимом, обиженном, озлобленном состоянии вы поднимаетесь в комнату дочери. И что вы там видите? Вы видите, как она, все еще в школьной форме и с кардиганом на плечах, собирается мерить маскарадный костюм. Костюм, совершенно непохожий на тот, который вы с такими затратами для нее достали. Вы понимаете, что она легко обменяла его. И что она вам тогда сказала, миссис Мэйсон? Она что, сказала вам, что ее папочка будет еще больше любить ее в костюме русалки? Или что он считает ее красивее вас?

Голова Шэрон дергается вверх. «Нет, – безмолвно шепчут ее губы, – все было совсем не так».

Но обвинитель еще не закончил:

– Для любого другого, для любой другой матери происходящее было бы настолько тривиальным, что она не обратила бы на него никакого внимания. Но только не для вас. Для вас это служит спусковым механизмом, который дает волю неожиданной ярости, ведущей к ужасающим и непоправимым последствиям. Потому что костюм вызывает у вас воспоминания потрясающей яркости о другой невинной малышке, укравшей у вас когда-то внимание, которое, как вы считали, принадлежало только вам. О малышке, которую папа любил больше вас. О малышке, на которую Дейзи была похожа как две капли воды. О вашей сестре Джессике!

– Ваша честь! – кричит Кирби, вскакивая на ноги. – Это слишком предвзятый…

– О Джессике, – продолжает Агню, повышая голос, – которая умерла в возрасте двух лет, совершенно необъяснимым образом. Умерла, когда вы с ней были вдвоем. Умерла, когда вы должны были за ней следить. Это что, еще одно из ваших «совпадений», миссис Мэйсон, или эти две малышки умерли от вашей руки?