Мэрия установила на улицах звуковую аппаратуру, каждое действие комментируется. К одиннадцати часам тысяча двести сорок зарядов уже заложены и проверены. Я прочитал в прессе, каким методом снесут здание: оно должно будет за считаные секунды рухнуть на свое основание, по мере того как этаж за этажом разлетятся от сотен взрывов с интервалом в миллисекунды.
В 11:45 ведущий объявляет в микрофон, что снос произойдет ровно в полдень, как запланировано, снова и снова играет торжественная симфоническая музыка, напоминает голливудские экшены, нечто среднее между «Пиратами Карибского моря» и «Звездными войнами». Замечаю краем глаза, что к нам кто-то приближается, узнаю немного сутулую фигуру писателя. Он тоже пришел посмотреть, как придет конец нашей башне. За два летних месяца участники студии написали более 180 страниц, моей заслуги тут нет, но неважно: мне нужно было рассказать историю о себе и незнакомце. Историю здания написали другие. Осенью книгу напечатают, и я получу экземпляр. Эллиот здоровается с писателем за руку, я понимаю, что мы неслучайно столкнулись, писатель пожимает руку и мне, я считаю своим долгом представить ему Норбера, который едва отвечает на приветствие, раздраженный тем, что оказался опосредованно втянут в разговор. Говорим обо всем и ни о чем, Эллиот в основном рассказывает писателю о болиде, он хочет во что бы то ни стало написать о нем и добавить этот текст в конец книги.
Ищу в толпе отца, не знаю, пришел ли он или пролежал все утро в кровати. Ну, в конце концов, это его дело, а не мое. Он увидит снос по телевизору, в вечерних новостях.
А есть ли в толпе те, кто неделями преследовал незнакомца? Может, они ждут, желая удостовериться, что их жертва не выбежит из башни в последнюю секунду? Или они поняли, что произошло ночью, когда болид пустил воздушную волну над районом?
Как я ни пытаюсь их высмотреть, все напрасно, я точно узнал бы того типа с худым лицом, который допрашивал меня на лестнице в самый первый день. Все остальные — тени, анонимы, юркие и опасные. Ночью Норбер насчитал девять человек. Еще одна тайна. Неделя за неделей эти люди пытались схватить беглеца. Что они знали о нем? Кто они? У меня две гипотезы: мафия и спецслужбы. Наверное, ответов на свои вопросы я не получу никогда.
Одна тайна за другой.
Внезапно музыка умолкает. Через минуту здание взорвут. Разговоры вокруг стихают, все словно задержали дыхание. Обратный отсчет начался. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль, и как будто ничего не происходит, потом небо прорезает гром взрыва, по фасаду бегут белые облачка, снизу вверх, и здание опускается, точно в земле раскрылась огромная дыра, оно оседает, оседает, оседает, погружается стоймя в глухом рокоте, не более двух секунд ему хватило, чтобы пропасть из виду. Затем от земли подымается тяжелое облако белой пыли, густая курчавая туча, неторопливая, невероятно плотная, она все растет и растет над тем местом, где обрушилось здание. Пыль окутывает ближайшие дома, она двигается со скоростью гуляющего человека, катится набухающими клубами, кипит и пенится, пока нас не накрывает едкий туман, из-за которого нам приходится закрыть глаза и задержать дыхание.
Ну вот,
все кончено,
башни больше нет,
ее поглотила земля,
взрыв прошел как по маслу,
шестьдесят лет можно уничтожить за пару секунд.
В последующие дни тысячи тонн обломков будут вывезены, и на их месте проклюнется новое здание. А через несколько месяцев отсутствие башни перестанут замечать.
Отряхиваю голову от пыли. Улыбаюсь при мысли, что увиденное гораздо менее зрелищно, чем любая сцена из любого экшена. Оттуда на нас валятся разоренные города, динозавры и чудовищные ураганы. Зато снос дома реален. Как и то, что незнакомец был с нами.
В субботу последнее занятие студии перед школой, и писатель приглашает нас прийти и вспомнить, как взрывали здание. «Кроме тебя, — уточняет он, — ты можешь продолжать писать то, что хочешь оставить при себе». Он улыбается мне и добавляет: «Пока история не закончена, успокоиться невозможно. Написать — значит похоронить ее с почестями и поставить памятник».
Я спрашиваю, это его собственная фраза или нет, он снова улыбается и говорит «может быть».
Мы с Норбером медленно идем по улице. На самом деле истории конец. На следующей неделе я пойду в школу, а ему предстоит новая учеба — наконец-то профподготовка по строительству. С Эллиотом и Жюли мы распрощались, клятвенно пообещав не терять друг друга из виду. О незнакомце уже никто не упоминал. Где бы он ни был, надеюсь, он нашел свой путь. Пока не понимаю, огорчило меня уничтожение башни или нет, наверное, скоро пойму; главное, чтобы было куда идти.
«Что будем делать?» — спрашивает Норбер.
«То же, что все, — отвечаю я, — вернемся домой».