Иду, скользя, вдоль Грузинского Вала, народу на улице неожиданно много. После вчерашней оттепели приморозило, и московская грязь бугрится ухабами и колдобинами. Это безобразие ещё и снежком припорошило. У девятиэтажек начинается Грузинский переулок. Мне нужен дом номер 12, это, кажется, как раз следующая панелька. Считай, что пришёл. Интересно, как выглядит бывший бравый командир экипажа Ил-4? Время без четверти девять, хоть и темно по зимнему, но уже можно ломиться к незнакомым людям.

– Дз-з-з-з-з, противно дребезжит звонок. Я стою на лестничной площадке третьего этажа перед дверью, обитой коричневым коленкором. За дверью слышатся уверенные шаги, затем щелчок щеколды. Дверь распахивается передо мной.

– Ну, вот ты каков, сынок Мусаиба. Заходи, заходи, нечего на пороге стоять.

– Здравствуйте, Николай Иванович! От папы с мамой вам большой и горячий привет и поздравления с наступившим Новым годом! – я даже пытаюсь щёлкнуть каблуком.

– Ты, это… давай, проходи, хватит тут политесы разводить. Сейчас сядем за стол, вот тогда и будешь рассказывать. Да смотри, с подробностями. Что. Зачем. Почему.

Хозяин, крепкий моложавый мужик в генеральских бриджах и белой майке. Он начисто выбрит, а седые волосы аккуратно зачесаны на затылок.

– Антонина Спиридонна, ты как? К торжественному завтраку готова? – кричит он, проходя мимо кухни.

– Готова, готова, краснобай старый. – Раздается грудной женский голос с кухни. – Боря мой руки, и на кухню. Всё уже на столе.

Бросаю рюкзак в прихожей, куртку на свободный крючок, разуваюсь и шагаю в ванную. Ещё пять минут, и я – за столом в светлой и чистой типовой кухоньке. Передо мной классический гранёный стакан горячего чаю с лимоном, а посреди стола возвышается большое керамическое блюдо с горкой румяных пирожков. Рядом миска со сметаной и электрический самовар по последней моде стилизованный под старину. Я тоже достал гостинцы от родителей.

– Наша сибирская смородина сорта «Чемпион»! Попробуйте, она, конечно, не такая ароматная как с куста, но всё равно, пахнет летом. Консервирование без горячей обработки, только ягода и сахар. Говорят, что все витамины сохраняются.

Разговор перескакивает с погоды на последние спортивные события. Потом на политику. Я вспоминаю о первом полёте Ту-144.

– Николай Иванович, а вы слышали, что дней десять назад наш сверхзвуковой Ту-144 первый пассажирский полёт совершил?

– Во-первых, это был не пассажирский перелёт, а только почтовый, во-вторых, после катастрофы в Ле-Бурже наши руководители не верят никому. Ведь это же надо так нам подгадить! А в-третьих, ты это откуда узнал?

– А что? Кто-то всё-таки диверсию устроил? Я читал, что там какая-то камера у кого-то выпала, попала и что-то там сместила… Последний вопрос хозяина я игнорирую. Чёрт! Неужели опять проболтался… Ну, сколько же можно то, в самом деле! Ведь, упекут, как пить дать, упекут…

– Да, какая, к чертям камера! Французы, сволочи, пустили свой «Мираж» поперек курса. Наши парни попытались уклониться, а самолёт на сверхзвуке управляется плохо, вот и погибли вместе с машиной. Естественно всё засекретили, чтобы скандал с Францией не затевать. Что-то эти гады заплатили, но мужиков, то не вернёшь. Такие ребята погибли… – Николай Иваныч замолкает на минуту.

Я же продолжаю авиационную тему.

– А как вы считаете, когда можно ждать выхода этой машины на регулярку?

– Да, лучше бы никогда. – Ворчит бывший ас. – Топлива она жрёт, как слон; шумит, как сто Ту-104, аэродромов для нее мало. Выигрыш во времени, даже если будет лететь вдвое быстрее, чем другие модели, не принципиальный. Какая разница, прилечу я за четыре часа или за два? Для войны это ещё может быть оправдано, а для гражданских перелётов смысла ни на грош.

– Боря, а ты смотрел новую комедию «Здравствуйте, я ваша тётя!»? – Это уже Антонина Степановна решает сменить тему.

– У нас в Бразилии так много диких обезьян! Это что-то! – цитирую я одну из моих любимых комедий. – Калягин там очень хорош.