– Да, там и Казаков, и Джигарханян просто великолепны. А эта фраза: – «Я старый солдат, и не знаю слов любви», наверняка будет крылатой, – подхватывает Антонина Спиридоновна.

Разговор плавно перетекает на обсуждение новинок кино. Воскресный день позволяет хозяевам не задумываться о времени. Тем более, что весь прошлый год был богат на интересные новинки. Потом хозяева расспрашивают меня о жизни в Новосибирске, о родителях, о планах на наступивший год.

– Борис, а почему ты собрался в МГУпоступать? В Новосибирске же тоже есть Университет с факультетом журналистики. Это и чисто в бытовом отношении проще, и меньше денег будут тратить твои родители, и тебе никуда ездить не надо. А учиться статьи писать лучше на живом деле, в настоящей газете.

– Я бы с вами, Николай Иванович, согласился, но если думать не только об обучении, но и на перспективу, то Москва гораздо лучше. Сюда съезжаются весь Союз. После окончания однокурсники будут работать во всех газетах и журналах. Вы представляете, какая это сеть? А студенческая дружба самая прочная, так все говорят. Кроме того, именно в Москве сосредоточены самые лучшие журналисты СССР и всегда будут шансы познакомиться и поучиться у настоящих мастеров. Журналистика это же не инженерия, где личность не так важна.

В разговоре возникает пауза, во время которой я жую пирог с мясом и собираюсь с мыслями. А может мне рассказать Морозову свою историю? Поверит ли? А если поверит то, что это мне может дать? Хотя… Даже если и рассказать, то точно не сейчас.

Из раздумий меня возвращает голос Николая Ивановича:

– Какие у тебя планы на сегодня? А то давай, передохни часок да пойдём, я тебе окрестности покажу. Ты же в Москве в первый раз?

– Было бы здорово! Столицу посмотреть всю жизнь мечтал.

Хозяева показывают моё пристанище на пять московских дней. У них свободна одна комната, так как сын служит в Белоруссии, а дочка с семьёй живёт на окраине Москвы в районе Медведково.

Кинув шмотки на выделенную полку, смыв суету вагонной жизни, я снова выхожу к хозяевам.

– Николай Иванович, курсант Рогов к походу готов.

– Узнаю Гришку Рогова, такой же болтун был. Молодец, не стал рассиживаться. Да и правильно! Не будем время терять. Сейчас подожди минут десять, я оденусь и выдвигаемся. – Он скрывается в комнате, не переставая при этом разговаривать. – Пойдём мы с тобой не Москву смотреть, её ты и сам посмотришь, а двинем в Подольск. На окраине Подольска стоял полк АДД, где экипаж наш сложился. Потом отцу расскажешь, ему тоже понравится. Там у него помнится с какой-то прачкой, даже роман приключился. Лучше бы конечно, в Рязань махнуть, где нас расписали по самолётам, но до Рязани далеко – пять часов поездом, а Подольск рядом, всего час на электричке. Эх! Жаль, что ты фотоаппарат не взял…

– А у тебя, лейтенант Морозов, никакой прачки там не приключилось? – это внезапно в разговор вклинивается супруга полковника.

– Что ты, что ты, как можно! Ко мне под Варшавой приклеилась одна связисточка, так до сих пор не отклеится. Ты у меня одна единственная по гроб жизни – в тон ей отвечает Николай Иванович, затягивая ремешки на пилотских унтах.

– Минутная готовность! – как там космонавты говорят, – Ключ на старт! Протяжка один! Поехали!

В поезде Николай Иванович грузит меня рассказами из послевоенной жизни. Как их с женой мотало по гарнизонам, как при одном из полётов ему пришлось садиться на вынужденную, и они чуть не сгорели вместе с машиной.

– Боря, – вдруг меняет тему бывший лётчик, – а тебе отец не рассказывал, почему он в авиацию не вернулся. Ну, уволили из ВВС, пошёл бы метеорологом на любой аэродром для начала, а там, глядишь, и снова в небо?

– Нет, он ничего про ту жизнь не рассказывал. Не знаю, может слишком гордый. Я, когда слушаю его рассказы о том, как он хорошо учился, думаю, что толку от этой его учёбы было не много. В результате осел в школе «трудовиком».

– Да, жалко мужика, а ведь он и в самом деле отличный штурман. Просто, от бога. Однажды из такой жопы нас вытащил, что до сих пор не верится.

Я снова выслушиваю очередную историю о фронтовых приключениях славного экипажа Ил-4.