Восемнадцатимесячная Арасели жила в приюте в северной провинции. Наш агент Сара заверила, что мы на заключительном этапе. Мы понравились сотрудникам социальной службы. Их устроило и занятие Ника, и то, что я преподаю. Мы жили в обществе и созидали, а не вели себя как туристы.

Вентилятор на потолке повернулся, когда я его задела, снимая фотографию Арасели со стены над раковиной. Я посмотрела на темные кудряшки и большие внимательные глаза. Процесс шел ужасно медленно. Даже после получения всех разрешений ребенка нам передадут… только через год.

Но мы намеревались ждать. Когда Сара ее показала фотографию, мы поняли, что будем ждать хоть вечность.

Вошел Ник и налил из стеклянного кувшина на стойке апельсиновый сок. На стенке стакана остались пятна краски.

– Как все прошло? – поинтересовалась я.

– Хорошо, – рассеянно ответил он. – Как твой день?

– Прекрасно. Как и всегда.

Он слабо улыбнулся.

– Ты в порядке? – спросила я, убирая волосы с его глаз.

– Да.

Ник улыбнулся своей красивой улыбкой, но внезапно замер, уставясь куда-то за мое плечо.

– Ник?

Он покачал головой.

– Извини, ерунда. Наверное, из-за недосыпа в последнее время.

Я кивнула. В течение несколько ночей он беспокойно спал, ворочался с боку на бок и разговаривал.

– Как насчет тилапии на ужин? – осведомился Ник.

– Звучит неплохо. – Я притянула его к себе для поцелуя. – Я люблю тебя.

Ник обхватил мое лицо руками, и тут же свел брови на переносице, словно что-то вызывало его озадаченность.

– И я люблю тебя, – произнес он. – Чертовски сильно…

Я ухмыльнулась.