Когда все было убрано, он снова обратил на Ханну свое внимание:

– Ты ведь знаешь, куда тебе нужно идти, верно?

– Разумеется, в дом Эрика в полукилометре отсюда, вниз по дороге, будут висеть три пары брюк, два белых носовых платка на веревке.

Он кивнул ей и осторожно поднял сумку.

– Пожалуйста, будь осторожна со взрывчаткой, она чувствительная. Нам нужно выждать десять минут, – сообщил он ей по дороге на кухню, – на случай, если кто-нибудь следит за домом. Не хочется, чтобы ты уходила слишком рано.

Она понимающе кивнула, и они стали ждать в неловком молчании. Капающая вода и смешные маленькие кухонные часы пытались разрядить напряжение между ними, оба ритмично издавали звук, соперничая друг с другом, стремясь завладеть тишиной.

В ожидании Ханна оглядела холодную комнату. Она была уверена, этот человек живет один. Грязная вода образовала кольцо вокруг раковины, а одежда кучами лежала на всех стульях. Окна нуждались в мойке, а от мокрых подоконников исходил сильный запах плесени.

Через десять минут он кивнул ей:

– На случай, если вас спросят, то вы измерили мне температуру, послушали грудь и посоветовали продолжать принимать лекарства.

Она кивнула и последовала за ним через сарай, где пристегнула сумку к велосипеду и выкатила его наружу.

– Спасибо, сестра! – крикнул он ей. – Надеюсь увидеть вас через месяц.

– Не забудьте принять лекарство, – ответила она, подыгрывая ему.

– Да, да, – ответил он, смеясь и закрывая дверь.

Ханна села на велосипед и поехала по дороге, ее колотящееся сердце теперь отдавалось эхом до самого горла, когда она одержимо смотрела на сумку перед собой. Планируя все это, ей как-то не приходило в голову, что она действительно будет ехать по улице с опасной взрывчаткой, гремящей перед ней в сумке. До этого она боялась, что ее остановят и схватят немцы, но теперь, когда она медленно продвигалась на своих грохочущих колесах, все ее мысли были сосредоточены только на одном: ехать как можно более плавно.

Пока она неровно пробиралась по дороге, капли пота собрались вокруг полей ее шляпы и на лбу и стекали за уши. Полкилометра, которые пришлось проехать до дома Эрика, показались ей вечностью.

Примерно на полпути ее страх усилился, когда два немецких грузовика, груженные солдатами, промчались мимо нее на какое-то срочное задание. Они пронеслись мимо и едва взглянули на нее, но потрясение от увиденного вместе с воздушным потоком, что оставила за собой машина, заставили ее крепче вцепиться в руль, иначе неустойчивый велосипед угрожал скатиться в канаву.

Выровняв руль, она остановилась и перевела дыхание. Она сделает это. Она обязана это сделать.

Она снова тронулась. Свернув с дороги, Ханна с радостью увидела издалека еще один дом. И на веревке висело белье; хотя с такого расстояния разобрать было трудно. Она была почти на месте, но, подъехав ближе, с ужасом увидела снаружи два припаркованных грузовика с солдатами. Сама того не осознавая, она так крепко вжалась в руль, что ее руки потеряли чувствительность. Сердце трепыхалось, ее тошнило, голова жутко кружилась – все разом грозило привести к обмороку.

Что ей делать? Вернуться к Эрнсту? Хенри только мельком упомянул, что планы могут измениться, и только в случае, если на веревке не будет белья. Но, несомненно, нацисты их опередили. Она приняла решение. Она опустит голову и проедет на велосипеде мимо дома. Если кто-нибудь остановит ее, она скажет, что пациент находится дальше по дороге и будет молиться, чтобы ее не спросили, кто это и где живет. Если она развернется и поедет обратно, это привлечет больше внимания.

Приближаясь к дому, она тихо молилась, заставляя себе ехать вперед, заставляя себя не глазеть на сумку. Вместо нее, она выбрала точку на горизонте, сосредоточилась на ней и продолжала механически крутить педали, приближаясь к врагу.