– Никто не знает пределов собственной храбрости, пока цена жизни не перевесит страх.
И все больше людей вокруг нее были готовы заплатить эту цену, и сегодня их мужество успокоит ее.
После обеда она заварила себе чашку чая и беспокойно наблюдала, как он остывает в руке, пока она ждала. Хенри дал приказ отправиться не раньше четырех часов вечера, поэтому она просидела целый час в ожидании, когда дедушкины часы в прихожей пробьют свое разрешение. Когда их глубокие, нежные тона прогудели четыре часа, она вскочила на ноги. На нее снизошла спокойная уверенность, наполнив тело сияющим теплом. Она вдруг ощутила присутствие матери в комнате, одобрительно кивающей с кресла у камина, и это вселило в нее надежду.
Ханна надела пальто, шляпку и быстро вышла из дома в мастерскую. Схватив велосипед, она задела им полку, и лежавшая на ней колода карт упала, приземлившись на пол рубашкой вниз. Кроме одной. Королевы червей. Она улыбнулась. Силы добра были на ее стороне и придавали ей храбрости, которая была так нужна.
Собирая карты, она подумала о Джо из Бруклина: посторонний, чуждый для ее мира, он был готов пожертвовать всем ради ее свободы. Эта воодушевляющая мысль была сейчас ей нужна. Она была обязана всем этим людям, пожертвовавшим ради нее своей жизнью и свободой. Ее незначительная миссия – всего лишь фрагмент, крошечный кусок головоломки картины нового мира, которую они создают вместе с непоколебимой надеждой на светлое новое завтра.
Она покинула задний двор и медленно покатила по закоулкам Амстердама, опустив подбородок, чтобы не привлекать к себе внимание. Каким бы опасным ни казалось задание, она удивились своему чувству, которое не испытывала давно, к забытому чувству самозабвения. Она, как и многие голландские дети, довольно рано научилась ездить на велосипеде, это было частью ее личности на протяжении всей жизни, частью того, что сделало всю нацию – голландцами. Она не ездила на велосипеде почти целых четыре года. Она крутила педали в холодный день и наслаждалась потоками ветра пролетающих мимо ушей, выбивающих из-под шляпы пряди волос и охлаждающих щеки. Погрузившись в эти чувства, на короткое время она ощутила вкус той свободы, которую, как она верила, им однажды доведется вкусить снова.
Свернув в сторону Дамрака, она снова насторожилась. Попасть на другой конец города иным путем было нельзя. И она понимала, скорее всего, здесь ее остановят.
Будучи сверхбдительной, она с удовольствием заметила, что успехи союзных войск стали влиять на количество немцев на улицах города. Солдат отозвали для более важных сражений, голод и болезни также привели к тому, что войска всюду поредели.
Проезжая улицу за улицу за улицей, она начала чувствовать уверенность, что удастся проехать через весь Амстердам без остановок. До тех пор, пока прямо перед окраиной немецкий офицер не появился перед ней и не поднял руку.
– Стоять.
Она нажала на педали тормоза и собралась с духом.
– Добрый вечер, фройляйн, – резко бросил он ей, оглядывая ее с подозрением. – Куда вы едете на велосипеде?
Встретив его стальной взгляд, она перед тем, как ответить ему, взволнованно сглотнула:
– Я медсестра и еду навестить моих пациентов за городом. Я хочу вернуться к комендантскому часу, поэтому еду на велосипеде, – затем спешно добавила: – У меня есть на это разрешение.
Солдат пристально посмотрел на нее, очевидно, взвешивая ее слова перед тем, как попросить документы.
Она порылась в своей сумке в поисках поддельных документов и, с усилием унимая дрожь в своей руке, протянула их молодому солдату. Изучая их, он не раз оглядывался на нее, словно пытаясь найти изъяны в ее тщательно контролируемом спокойствии.
– Скоро комендантский час. Думаете, вы успеете вернуться? – гаркнул он.
– Если я смогу продолжить мой путь, – ответила она, пытаясь изобразить легкое раздражение.
Он пропустил ее слова мимо ушей и осмотрел велосипед.
– Что у вас в сумке?