Сидя на кровати, Йозеф смотрел на сундук, его переполняли сильные эмоции. Не говоря ни слова, Майкл походил по чердаку, вытащил пустую коробку, принес ее Йозефу и сел рядом с ним на кровать.
– Можем что-то из этого спасти, – тихо сказал он. Йозеф кивнул и осторожно начал отделять дерево и медь от искореженной кучи, едва напоминавшей сундук. И хотя многие из ее нежных предметов были сломаны, фотографии сияющей Сары, лежавшие сверху, чудом остались невредимы.
Йозеф с любовью поднял фотографии и тщательно их вытер руками. Он осторожно положил их на кровать рядом с собой. Он наклонился к ящику и заметил, что футляр для скрипки был поврежден взрывом, но сама скрипка каким-то чудом оказалась цела. Он провел пальцами по дереву и струнам, наслаждаясь ее блестящей древесиной: воспоминания другой эпохи.
– Она любила играть на ней, – сообщил он Майклу, который, ощущая всю серьезность ситуации, молча кивнул в ответ. – В отличие от меня, она любила играть, – улыбнулся он. – Ей пришлось умолять отца разрешить ей играть на скрипке. Ее семья была полной противоположностью моей. В моей семье были творческие личности. А в ее – академики. Саре пришлось много уговаривать. В конце концов ее отец сдался и позволил ей играть, а позже ей удалось уговорить и меня. И хотя поначалу я нехотя взялся за пианино, ей так нравилась наша совместная игра, что я влюбился в ее энтузиазм. Один из счастливейших моментов в жизни – играть с ней на пианино.
Он благоговейно положил скрипку на кровать рядом с собой. Затем вытащил фату, стряхнув с нее кирпичную пыль. Поглаживая тонкую ткань, он распутал ее. Йозеф улыбнулся, вспоминая день их свадьбы, как гнался за Сарой по тюльпановому полю. Там же была ее одежда и туфли. И пачка писем.
Йозеф с любовью взял сверток, обернутый розовой бархатной лентой и положил его рядом со скрипкой:
– Осталась только горстка пыльных вещей, и все.
– Но с вами все еще ваша сила и великая способность любить. Только человек, который любил так глубоко и взаимно, может быть таким самоотверженным, каким вы были со мной. Это гораздо важнее, чем пыльные воспоминания, – искренне сказал Майкл.
Йозеф кивнул, не зная, что делать с похвалой друга. Он не видел в себе ничего особенного. Он так долго был сломлен, что даже сомневался в своей способности снова когда-нибудь полюбить. По крайней мере, он мог думать о хороших воспоминаниях с Сарой. На протяжении многих лет ему было трудно получить к ним доступ, когда этот последний день ее жизни был таким печальным и шокирующим. Он надеялся, что однажды ему удастся преобразовать это негативное воспоминание, войти в темный дверной проем и вспомнить только любовь, что была между ними.
Пока они упаковывали коробку, он заметил что-то в глазах Майкла. Он знал, что обязан объяснить это своему другу. Они не говорили о Саре с тех пор, как Майкл заболел. Когда-нибудь он расскажет ему всю историю ее жизни, а также смерти. Говорить об этом будет трудно, но они уже так много пережили вместе. Казалось правильным, чтобы он тоже разделил эту часть его жизни.
Глава 43
Ингрид сидела за столом, опустив голову, когда он вошел, поэтому увидела его не сразу, хотя затылком почувствовала, что-то не так. Она подняла глаза, дыхание перехватило. С того самого вечера, как на нее напали, как чуть не изнасиловали, прошло несколько месяцев.
Высокомерно войдя в кабинет в сопровождении двух своих офицеров, он презрительно оглядел комнату. Пока она смотрела на него, ей потребовалось напрячь все свои силы, чтобы не вскочить и не выбежать из здания. Она даже не думала, что при встрече с ним будет чувствовать себя так ужасно.
Генрих появился в дверях кабинета и подошел, чтобы пожать руку подполковнику и перекинуться приветствиями на немецком языке.
Внезапно они направились к ней, паника охватила ее тело. Когда она встала, у нее подогнулись колени, и, чтобы не упасть, ей пришлось вцепиться в край стола.
– Подполковник, мою невесту вы наверняка помните, – заявил Генрих.
Офицер пронзил Ингрид ледяным взглядом, его глаза атаковали ее холодностью и безразличием. Он сделал паузу, пока его глаза намеренно оглядели ее сверху донизу, подольше задерживаясь на груди.
– Да, мне кажется, мы встречались раньше, – ответил он, презрительно скривив губы в улыбке. – Ингрид, верно? Прелестная Ингрид.
Он протянул руку, Ингрид застыла. Она уставилась на нее. Рука, которая схватила ее за горло, толкнула к двери и практически сдернула нижнее белье.
От воспоминаний стало нечем дышать. Все внутри хотело кричать. Оцепенев от страха, она просто стояла и смотрела на его протянутую руку. И, видимо, дольше положенного, так как Генрих строго спросил ее.