Потом об этом узнал Селис. Он пришел ко мне с гневной отповедью, вступался за честь своей невесты. Я выкинул его за ворота. И прогнал Азарию. Сказал, что я понятия не имею, зачем она приходит и что мне от нее не нужно ничего. И чтобы они оба не смели больше переступать порог Лозы. Эту сцену и увидели Маресль с друзьями, как раз прибывшие в поместье. Я не хотел ничего объяснять им, но Марсель всегда прекрасно развязывал язык слугам. Особенно симпатичным болтливым служанкам. Они-то и рассказали о том, что обещанная освященнику девушка сохнет по господину, то есть, по мне. а господин на нее никакого внимания не обращает. И Марсель загорелся. Загорелся идеей посмотреть, что же такое представляет из себя Азария. Посмотрит ли она на него так же, как на меня. Придет ли ко мне, если я позову. Я сказал ему бросить эту затею. Забыть об Азарии, пусть счастливо выйдет замуж за Селиса, живет в его заботе и любви и забудет свою непонятную одержимость мной. Занятый гостями я выкинул из головы и Азарию, и идею Марселя. А зря. Когда чопорная знать разъехалась, остались только я, Марсель и наша компания. И вот тогда уж… Тогда уж праздник не стихал. О, я знаю, как нас проклинали в Малой Долине. Кто только ни приходил посмотреть на наши фейерверки, на слуг, снующих с подносами с шампанским, на нас, прыгающих в пруд вместе с этим шампанским. Шмыгали за ворота, через кухню, кокетливо притупляли взгляд. А Марсель все искал Азарию. В конце концов он своего добился. Я не знаю как, Исабель. Я знаю, что в тот, последний вечер нашего затянувшегося праздника, он пригласил ее прийти.

Виконт прикрыл глаза.

– Мы были пьяны уже дня три как. И, честно говоря, меня начало это утомлять. Приелось. Стало тошным. Идеи, которые неистощимо придумывал Марсель мне… перестали нравится. Не стану говорить тебе, просто поверь, они были гадкими. Я решил, что утром прогоню и его, и всех. А он притащил Азарию. Мне кажется, он задумал что-то нехорошее, Исабель. Что-то очень плохое и надеялся, что я его поддержу. К счастью, его отвлекли – до Лозы добралась компания, которую он пригласил от моего имени. Кто-то, кого он встретил в городе по дороге в Лозу. Я даже не знал, что мой день рождения превратится… вот в такое. Приехали экипажи, было шумно, суетно, бестолково, у меня раскалывалась голова и я плохо что соображал. Единственное, на что меня хватило – велеть Азарии спрятаться. Я велел ей сидеть тихо-тихо, запереться на ключ изнутри и не открывать никому, кроме меня. Не зажигать свечу, не подходить к окну. Я сказал, что выведу ее, когда смогу. Я хотел прогнать ее сразу, но Марсель крутился у ворот, пара экипажей никак не могла разъехаться, у меня просто не было места для всех лошадей, надо было послать записку и пару монет в Малую Долину, чтобы кучера могли разместиться там…

Я не знаю, что случилось. Кто-то из гостей уронил свечу, что-то бросил близко к камину, сделал какую-то глупость. Я не знаю. Я знаю, что начался пожар. И мы, пьяные, растерянные, выбежали наружу. Крыло пылало, мы не знали, что делать. Кто-то побежал в Малую Долину, за помощью. Не знаю, за какой. Не знаю.

Мы стояли и смотрели, я считал гостей и слуг, что выбежали все. Все время путался, не мог вспомнить, сколько именно незнакомых мне людей приехало в Лозу. А потом услышал крик. Я совсем забыл об Азарии, Исабель. А она послушно сидела в комнате. Я не понимаю, она не слышала шум? Не чувствовала дым?

Винсент обхватил голову руками.

– Я трус, Исабель. Я трус. Я не хотел умирать за чужую глупость. Я не хотел умирать, мне было страшно. Этот пожар, жар, треск лопающихся стекол, стон Лозы, стон дерева… Я потерял драгоценное время. А потом пришло омерзение. Омерзение к себе, омерзение к тем, кто стоял рядом со мной, слышал крики, смотрел в окно, где била кулаками по стеклу Азария. Я сказал себе, что я трус и что я должен пойти за Азарией. Но я не знаю, сделал бы я шаг или нет. Меня опередил Селис. Может, он услышал про пожар и прибежал так быстро. Может, узнал, что Азария в Лозе и уже шел сюда, когда начался пожар. Он не колебался ни секунды. Он просто побежал внутрь. К ней. Никто, никто никогда не побежал бы так за мной, Исабель. Никто. Разве что мама, но я бы не желал ей такого.

Я сделал последнее, последнее и жалкое, что только мог. Я стал молиться богам. Я молился так, как никогда. Наверное, они все-таки услышали меня, потому что пошел дождь. Пошел дождь и Селис вышел с Азарией на руках. А я и еще пять слуг, наконец, сообразили, что надо делать. Мы вбежали в дом и начали срывать портьеры, сбивать ими остатки огня, пытаться потушить то, что еще горело… Глупость полная. Ничего бы мы не потушили и не спасли, если бы не этот дождь.

Винсент медленно выдохнул.

– Остальное ты, думаю, знаешь. Он проклял меня. Он знал, что Азария пришла в Лозу ради меня и проклял меня именем богов, от всей силы своей ненависти, от всей силы любви, от всей души. Он пожелал, чтобы я испытал то, что Азария. Чтобы я всегда был одинок, чтобы я горел, чтобы я не мог никуда убежать. Боги вот так причудливо исполнили его проклятье. Азария думала обо мне даже умирая. Она попросила свою мать помочь мне – не знаю, кем уж она была, эта скромная, пекущая восхитительный хлеб женщина, чья кровь в ней текла, чьи знания и способности… Она дала силу тем пятерым, что не оставили меня и тушили огонь вместе со мной, и их кровным близким родным проходить в Лозу. И сказала… сказала, что я могу найти, как снять проклятье. Но путь этот будет долог. Азария взяла с Селиса слово, что никто из освященников не узнает о проклятии. Она боялась, что они решат, что теперь меня, как порождение дьевона, надо будет уничтожить. Это уже потом приехал дядюшка, сделал щедрое пожертвование в храм, пообщался с освященником и тот придумал про то, что я пострадал в пожаре, сошел с ума, придумал проповедь. Но сначала именно Азария попросила за меня. Даже умирая, она думала обо мне. А я… я трус.

Винсент замолчал. Исабель почувствовала, что ее ноги слабеют и опустилась на пол. Сердце ее стучало как молот.

– Как ты справился? Как ты не сошел с ума? – спросила она, даже не пытаясь больше представить себе ни пожар, ни девушку в нем, ни виконта. Слишком страшной казалась теперь эта картинка.

Винсент криво усмехнулся.

– Почти сошел. Выл как животное, когда понял, что действительно не могу выйти из Лозы. Что обречен видеть рядом с собой пять лиц – и то, если они не сбегут от меня. Знаешь, из всех гостей только Марсель решился вернуться на утро к Лозе. Его как падальщика всегда притягивала трагедия. Он хотел узнать, не уцелели ли какие-то вещи. Хорошо, что Поль увидел его прежде, чем Марсель попытался пройти через ворота и понял, что не может этого сделать. Поль сказал, что сгорело все крыло, что я пострадал и что сейчас никогда не могу принять. И Марсель тут же понес эту весть в Малые Топи. Ну а там уже и освященник, с подачи дядюшки, подхватил эту историю. А пока ждали из города экипажи, пока уезжали из деревни, пока охали, ахали и обсуждали, я пил. Пил, орал, смеялся, грозил кулаком небесам и бился об ограду Лозы. Но, наверное, жить на тот момент я хотел все-таки больше. И пятеро, оставшиеся рядом со мной, помогли мне в этом. Особенно твой дедушка, Исабель. Марел. Единственная ниточка, которая связывала меня с моим прошлым еще в Больших Ключах.

– Как снять проклятье, Винсент? – облизнув пересохшие губы спросила Исабель, когда виконт замолчал. – Что сказала мама Азарии, что нужно сделать? Ты можешь… можешь жить нормально? Как раньше?

Винсент горько рассмеялся.

– Как раньше я не буду жить уже никогда. И не хочу. Оглядываясь назад я вижу слабака и труса, которому не хватило смелости и ума уважать себя. Уважать то, что было ему дорого. Который предпочел сломаться, сдаться. А освободить меня, Исабель, может только смерть.

– Но ты не можешь умереть, – растерянно ответила Исабель.

– До недавнего времени я тоже так думал. Но, оказывается, могу. Если, конечно, у Селиса остались родные.

– Его… его родные могут убить тебя? – не веря переспросила Исабель. Ей не нравилась эта правда. Не нравилось, как спокойно и легко Винсент говорит о смерти как о единственном выходе для себя.