Гискон явился в лагерь, где собрались мятежники, и долго уговаривал их прекратить смуту. Он выплатил им обещанные деньги, но за время мятежа сумма вновь изменилась — выросла. По мнению наемников, правительство выплатило им далеко не все.

В конце концов, наемники, подстрекаемые вождями мятежа (Полибий утверждает, что это были перебежчик из римского лагеря и некий ливиец, оба недовольные ситуацией, каждый по-своему), арестовали Гискона и заковали его в цепи. Бунт перерос в настоящую войну, которую некоторые историки именуют «Ливийской».

Восставшие направили послания в города Ливии, призывая ливийцев присоединяться к смуте и действовать сообща — во имя обретения свободы от тирании Карфагена.

Призывы пали на хорошо подготовленную почву: почти все ливийские города если не приняли непосредственное участие в мятеже, то по крайней мере прислали восставшим продовольствие и припасы.

Кто из местных жителей поддержал мятеж?

На территориях, которые управлялись непосредственно Карфагеном, основной рабочей силой были рабы. Но вовсе не они присоединились к наемникам, а ливийцы — жители внутренних сельских районов[40]. Эти люди были лично свободны, однако им приходилось платить Карфагену дань (натуральный оброк). Именно этот натуральный оброк и был источником финансирования военных расходов государства. Иными словами, ливийцы оплачивали Пуническую войну с Римом, и им это не нравилось — в первую очередь потому, что за годы войны на Сицилии оброк вырос до неприличных размеров. Ганнон, один из тех, кому требовались средства на продолжение кампании, настаивал на увеличении оброка, поэтому среди ливийцев не пользовался популярностью. Они наотрез отказались вести с ним переговоры.

Два города, отказавшиеся поддержать восстание, — Утика[41] и Гиппакрит (Бизерта) — были осаждены мятежниками, которые для этого разделились на два отряда.

Ситуация оборачивалась для Карфагена серьезной проблемой.

До сих пор карфагеняне предпочитали набирать в сухопутные армии наемных солдат, а не собственных граждан — последние служили строго на флоте. Когда наемники взбунтовались, карфагеняне утратили возможность воевать чужими руками. Ливия была плодородной, и терять ее не хотелось категорически.

Кампанию против повстанцев возглавил Ганнон. У него уже имелся опыт войн с ливийцами.

Ганнон набрал дополнительных наемников, обучил граждан Карфагена, достигших подходящего возраста, мобилизовал в свои войска конницу столичного гарнизона, озаботился ремонтом кораблей из тех, какие еще можно было спустить на воду[42].

Мятежники базировались в Тунете (ныне Тунис) — точнее, их лагерь находился недалеко от этого города, на берегу озера. Осаждали они, как уже говорилось, два города, оставшихся верными метрополии, — Утику и Гиппакрит. Карфагеняне оказались, таким образом, отрезаны от Ливии «линией фронта».

Ганнон начал действовать. Он сумел вывезти из осажденной Утики катапульты, разбил лагерь перед осадными сооружениями повстанцев и для начала двинул на врага слонов. Их у Ганнона имелось не менее сотни.

Эти «живые танки» ворвались в лагерь мятежников и разнесли там все. Многие погибли, другие спаслись на холмах, надеясь, что там слоны не станут их преследовать.

Ганнон привык иметь дело с нумидийцами — те после подобной атаки обычно бежали не останавливаясь два-три дня. Поэтому и сейчас Ганнон решил, что битва закончена, враг разгромлен и больше не поднимет голову.

Но он имел дело отнюдь не с нумидийцами. Не так давно его противники сражались под знаменами Гамилькара Барки. Слонов они хоть и опасались, но панического страха не испытывали и далеко отступать не собирались.

Как только мятежники увидели, что Ганнон отошел от Утики и возвращается в метрополию, они развернулись и нанесли по расслабившимся карфагенянам контрудар. Обоз и осадные орудия (те, которые Ганнон забрал из Утики) перешли в руки противника Карт-Хадашта.

Только теперь в Карфагене приняли новообретенного неприятеля всерьез. Командовать кампанией на этот раз поручили Гамилькару.

Гамилькар, вероятно, понимал, во что выльется эвакуация с Сицилии в Африку оставшейся части пестрой толпы солдат-наемников, которым к тому же не заплатили полностью. Карфагенские сенаторы тоже были хороши — сначала Гамилькара отстранили от командования, а теперь, когда ситуация стала угрожающей, вернули. Существуют предположения, что после воз-