— Мици! — вскрикнула я. — Что-то запуталось у меня в ногах, я не могу ими пошевелить. Видимо, они не хотят, чтобы я выходила замуж! Не хотят, чтобы я венчалась!

Не мешкая ни секунды, Дани приступил к действиям. Чтобы добраться до моих ног, он практически с головой нырнул под ткань платья.

— Я ничего не вижу, включите свет или передайте мне лампу, да хоть что-нибудь такое, — в отчаянии воскликнул он.

Он хотел, чтобы мы дали ему лампу. Да вот только откуда бы нам ее взять? В машине находились четверо отчаявшихся сумасшедших, а в это время народ в возбуждении ожидал выхода Талии во всем ее великолепии, этакого образа сказочной принцессы, выходящей замуж за своего принца на белом коне. Между тем эта самая Талия начала впадать в панику. Шофер лимузина, кто его знает откуда, достал фонарик, который добрался до Дани, переходя из рук в руки. И вот голос, внезапно донесшийся из-под килограммов шелка и атласа, разрушил тишину и тревогу:

— Ну вот, вижу! Все понятно! Ты запуталась в леске, которая вылезла из одного из кринолинов, — пояснил Дани, отрезая злополучную армированную нить. Дани быстро справился с этой «маленькой проблемкой», и я вдруг почувствовала, что мои щиколотки свободны. Лимузин должен был вот-вот остановиться, потому что все это происходило буквально в нескольких метрах от основания лестницы, ведущей в собор Святого Патрика.

Когда лимузин остановился, Эмилио Эстефан и моя сестра Лаура, которые были посажеными родителями на свадьбе, уже поджидали меня у входа. Здесь же находились и все родственники. Я вышла из машины безо всяких проблем под тысячами и тысячами фотовспышек, обрушившихся на меня в эту минуту. Крики ликования и радости сопровождали каждое мое движение. На мои глаза навернулись слезы, когда я увидела тысячи собравшихся людей, и я должна была сдерживать себя, чтобы не расплакаться от нахлынувших на меня чувств. Когда я поднималась по лестнице собора, длинный шлейф моего свадебного платья безо всяких проблем покрывал ступени.

Мы с Томми решили, что нам хотелось бы провести венчание в тесном кругу родственников и друзей, так что едва мы вошли, двери храма закрылись. Мы хотели сами снять на пленку церемонию нашего венчания. Для этого была установлена одна камера общего вида и еще три камеры крупного плана. Таким образом, вся церемония была снята на пленку, но Томми хотел записать ее только для нас. Пока свершался обряд венчания, все журналисты оставались снаружи. Незадолго до начала торжества несколько доверенных лиц зашли в собор, чтобы убедиться, что все в порядке и обнаружили одного папарацци, забравшегося на колонну собора. Сколько часов провел он наверху, я не знаю, но его спустили и препроводили к выходу. Было бы очень забавно, что несмотря на то, что мы не хотели публичной церемонии, этот человек, которого мы не знали, оказался бы в числе тридцати из десяти тысяч людей, приехавших со всего мира, чтобы сопровождать меня в этот самый важный и знаменательный день моей жизни.

Я уже находилась в маленькой комнатке, когда началась церемония. Через стекло я видела, как входили мои сестры, мама, и мое сердце хотело выскочить из груди… это был такой необычный, особенный момент. Услышав первые звуки свадебного марша, я направилась к алтарю.

Я попросила, чтобы у моего платья был очень длинный шлейф, который крепился бы только к поясу, и по окончании венчания я бы избавилась от него. Этот шлейф олицетворял бы собой все, что я пережила до этого момента: груз сомнений, тяжесть одиночества, грусть, опасения, страхи. Венчание было бы моментом избавления от всего. Прошлое осталось бы позади, и я ухватилась бы за чудесный подарок, открывшийся передо мной.

Все шло очень хорошо до тех пор, пока мне не потребовалось подняться на несколько ступенек, ведущих к алтарю. Мне стало трудно двигаться вперед. Конечно, на этой лесенке не было ковра, который покрывал бы ее, и к которому цеплялись бы жемчужины, хрусталики от Сваровски и серебряные нити, но каждый шаг давался мне с огромным трудом. Было очень тяжело, но вот, наконец-то, я дошла до своего будущего мужа.

Сейчас я думаю, что никогда не понимала всего, что несла в своем сердце, и собиралась выплеснуть в эту минуту. Внезапно, стоя там, перед алтарем, рядом с любовью всей моей жизни, который плакал так же, как и я, я обернулась и увидела в первом ряду своих сестер, маму, бабушку, своих родственников и друзей. Все они были свидетелями тех или иных моментов моей жизни, поскольку росли вместе со мной, всегда были рядом, а теперь передавали меня мужчине, который завоевал мое сердце, и разделяли вместе со мной мое счастье.

Когда обряд венчания завершился, шлейф свадебного платья отцепили, и я смогла с легкостью передвигаться. Да… я позволила прошлому уйти и двинулась навстречу настоящему. Держась за руки, мы с моим новоиспеченным мужем, счастливые, выходили из храма и снова слышали крики людей, на всех языках желавших нам счастья. Это было нечто особенное. Как оплатить подобные проявления любви? Они не имеют цены.

И вот мы заходим в красиво оформленный зал, где находились 500 гостей. В разных концах зала начали образовываться группы людей. С одной стороны стояли все мексиканцы и друзья, говорящие по-испански, а с другой — все американцы. Этой ночью нас ожидал большой сюрприз, когда неожиданно выключили свет, и тишина была нарушена Донной Саммер, исполняющей первые аккорды песни «Последний танец». Это был огромный подарок для меня, поскольку она одна из моих любимых певиц. Стоило ей появиться на сцене, как все бросились танцевать, подпевая ей. Когда мы были уже изрядно навеселе, на маленькую сцену водрузили Эмилио Эстефана, который порывался сыграть на барабанах, пока его жена Глория пела вместе с Марком Энтони и Донной Саммер, а один из моих племянников играл на гитаре. Потом на сцену поднялись мы с Томми и комедийная актриса Рози О’Донелл, и мы втроем дружно спели хором. Со сцены я смотрела, как танцуют Дженнифер Лопес, Дэнни де Вито, Кристина Саралеги, Лили Эстефан, а поодаль среди остальных сидели Майкл Джексон, Роберт де Ниро и Брюс Спрингстин. Это была большая честь для меня! Я и мечтать не могла, что когда-нибудь буду праздновать свою свадьбу в компании таких выдающихся артистов, записи которых я всегда возила с собой и постоянно слушала. В какой-то момент этого вечера Томми усадил меня на стул рядом со сценой, схватил микрофон и стал петь мне классику из Фрэнка Синатры «Ты в моей душе». Это было прекраснейшее мгновение, потому что я знала, что всегда буду в нем, во всем его существе, в его душе.

Подобно Золушке в двенадцать ночи, все американцы бросили веселиться и разошлись. Я подумала: «Как же так? Ведь праздник только начался!» Зато все латиноамериканцы, напротив, пребывали в радостном воодушевлении. Группа мексиканских гостей спросила у меня: «Тали, в котором часу подадут посоле[55]», потому что в Мексике свадебные ужины заканчиваются почти на рассвете и не обходятся без очень вкусного, от души наперченного посоле. Здесь, в самом сердце Манхеттена, была частичка моей родной земли.

Я неплохо распланировала свои наряды и все прекрасно организовала, но когда мы с Томми решили «сбежать», то поняли, что никому из нас не пришло в голову, что нам понадобится что-нибудь теплое, чтобы укрыть меня. Мое третье платье было очень легким, а на дворе стоял декабрь, и температура была ниже нуля. Я замерзну, если выбегу так! Я быстро огляделась по сторонам и заметила жену моего племянника с рыжей меховой шубкой, кажется, лисьей. Я подбежала к ней и, практически, выхватила шубку у нее из рук, сказав: «Завтра я пришлю ее в отель». Мы с Томми отправились в наш медовый месяц.