На улице было холодно, шел снег, и я надела теплое пальто. Придя к месту встречи, я вошла в ресторан. Метрдотель повел меня к стойке бара, находившейся под лестницей. Ресторан был оформлен в итальянском стиле. На столиках стояли свечи, и это создавало особенную, неповторимую атмосферу. На мне было пальто цвета слоновой кости, а длинные волосы были небрежно распущены по плечам, как у Маримар. Собственно, такие непослушные волосы у меня от природы. Из всех мужчин, находившихся в ресторане, выделялся один, сидевший за столиком в одиночестве с бокалом ледяного мартини в руках. Он был просто красавцем, и с первой секунды привлек мое внимание. Меня сразу потянуло к нему, едва я его увидела, и, спускаясь по лестнице, я молилась, чтобы это был он. Я продолжала идти в сторону красавца, а когда он мне улыбнулся, я поняла, что это был Томми Моттола. Сейчас я думаю: бог знает, что я сделала бы тогда, если бы он мне ни чуточки не понравился. И слава богу, что это было не так!
Той ночью мы разговаривали несколько часов. Честно говоря, я даже не знаю, о чем мы с ним беседовали, потому что мой английский был не на высоте, и я говорила только самое необходимое. Тем не менее, похоже, он понимал все, что я говорила. На самом деле меня с моим ломаным английским спасал запомнившийся текст сценария только что снятого фильма, но, судя по мимике и жестам Томми, те или иные фразы, выпаленные мною, попадали четко в цель, потому что он даже смеялся. Совершенно очевидно, что это малобюджетное независимое кино имело право на свое существование. С самого первого момента встречи с Томми мне понравилось в нем все: он был такой статный, мужественный, он был зрелым мужчиной… Я не могла вспомнить, была ли я знакома хоть с одним подобным мужчиной раньше. Мы сидели за столиком и были едва знакомы, мы ничего не знали толком друг о друге, а Томми уже вселял в меня уверенность и спокойствие. Я чувствовала, что могла бы спорить с ним, возражать, а он не возмущался бы и не устраивал скандал. С первой минуты он дал мне понять, что он здравомыслящий человек с широкими взглядами на вещи. С того дня и поныне эта черта его характера нравится мне больше всего.
Когда мы очень уважительно и любезно прощались, он попросил меня встретиться с ним снова.
— Когда я снова увижу тебя? — спросил он по-английски.
— Через год, — тоже по-английски кратко ответила я, уложившись в пару слов. Бедняга ничего не понял. По-видимому, он подумал, что я не поняла его вопрос, потому что переспросил меня на ломаном испанском:
— Через сколько время я и ты встретимся снова?
— Через год… — ответила я снова уже по-испански и повторила по-английски, — через год.
По мере сил я должна была объяснить ему, что в Мексике у меня уже есть договор на съемки фильма, и эти съемки будут продолжаться почти год. Как могла, я объяснила, что должна вернуться в Мексику, потому что подписан контракт на начало съемок «Росалинды». Это казалось обманом, но на самом деле я ничуть не преувеличивала, говоря, что он не увидит меня целый год, поскольку на следующий день я должна была лететь обратно в Мексику. Томми не имел ни малейшего представления о том, каков мир «мыльных опер», и как создаются сериалы в Мексике. Он просто подумал, что я перепутала слова и хотела сказать не «через год», а «через неделю». Бедный Томми, он остался ни с чем, я не могла встретиться с ним. В ту минуту ни один из нас не видел будущего, но как говорят американцы: «хотеть — значит мочь!» Я вернулась на родину и полтора года провела на студии взаперти, но даже это не смогло предотвратить того, что мы полюбим друг друга.
Для меня не существовало ничего невозможного, ведь я встретила другого человека, для которого тоже не существовало преград. Когда я вернулась домой, он был похож на цветочный магазин. Он был заполнен нарядными корзинками с цветами, в которые были вложены открытки. В них говорилось «Был счастлив познакомиться с тобой», «Надеюсь, что скоро увижу тебя», все они были подписаны Томми Моттола.
Один раз, когда я позвонила ему, чтобы поблагодарить за прекрасные цветы, он вскользь упомянул о том, что собирается на пару недель поехать отдохнуть на Карибы, на остров Сен-Бартелеми, поплавать на яхте. Тогда мне пришло в голову послать ему кое-какие мелочи для отдыха. Я купила несколько чудесных солнцезащитных очков и красивый купальный халат. У одного моего друга была макиладора[49], и я попросила его оторвать оригинальную этикетку и пришить этикетку с именем Томми. Кроме того спереди на кармане он вышил его инициалы. Я послала оба подарка в офис Томми с открыткой, на которой написала: «Этот халат для того, чтобы ты укрывался им от холода, когда выйдешь из моря, а очки позаботятся о твоих глазах, защищая их от солнечных лучей». Гораздо позже он сказал мне, что мой подарок шокировал его, потому что никто и никогда не волновался за него и не заботился о нем. Он всегда только давал, давал, давал, и никто никогда не думал, не холодно ли ему, когда он выходит из моря, и не нужно ли защитить его глаза от солнечных лучей. «Вот так, беби, — сказал он мне, — ты завоевала мое сердце».
Ухаживания издали
С момента моего возвращения в Мексику каждый день ко мне домой прибывали различные букеты цветочных композиций, сопровождаемые сладостями, шоколадом и плюшевыми медвежатами. Мы с Томми были влюблены и посылали друг другу письма, стихи, песни, как в прежние стародавние времена, когда нужно было месяцами ждать получения письма от любимого, живущего вдали. Нам нравилась романтика древних времен и нравилось совершать разные романтичные поступки, но и современность была нам не чужда. В конце дня мы всегда болтали по телефону до тех пор, пока кто-нибудь из нас не засыпал.
Через три или четыре месяца с нашего первого свидания Томми пригласил меня провести выходные вместе с ним в Майами. Я согласилась, потому что ко всему прочему Эмилио и Глория хотели, чтобы мы приехали к ним на ужин. Как и ожидалось, мы отлично, по-семейному, провели время и неплохо развлеклись. Тогда вечером мы много смеялись. Чета Эстефан была счастлива тем, что их роль свахи-Купидона удалась, и все получилось. Они радовались прежде всего потому, что когда сказали Томми о том, что я была актрисой и певицей, он почти что плюнул на наше свидание в ресторане, едва не оставив меня в дураках. Всего несколько лет назад он расстался, а затем и официально развелся с Мэрайей Кэри, и теперь меньше всего хотел связываться с другой певицей, а уж с актрисой и подавно[50]. Тем более с той, которая говорила на другом языке, а не на его. Но, мы с Томми были созданы друг для друга, так было предназначено судьбой, и это было неизбежно.
По правде говоря, я была рада узнать, что он был мужем Мэрайи Кэри, потому что понятия не имела, с кем он был до меня. Теперь я это знала. К тому же я всегда восхищалась Мэрайей как певицей. Мне очень нравилась ее музыка. Она была первопроходцем, показавшим разнообразную манеру пения, особенно в балладах с ее превосходной, уникальной, характерной только для нее, тональностью. Что и говорить, немудрено, что при ее таланте она добилась такой известности. На пользу пошло и то, что Томми Моттола был ее менеджером и президентом звукозаписывающей кампании. Я думала тогда, и продолжаю думать теперь, что талант этой женщины достоин восхищения. Когда у нас с Томми родилась дочка Сабрина, я получила от нее роскошный букет. Это была огромная и очень красивая цветочная композиция.
В самом начале наших отношений меня слегка волновали разговоры о Томми, несущиеся со всех сторон. О нем говорили, что он был злодеем, который держал свою жену в хрустальной клетке. Это полнейший бред, и большей чуши я не знаю. Его рисовали этаким пиратом «Черной бородой»[51], ужасным чудовищем из страшных сказок, который запирал женщин в самой высокой башне замка… Но я понимала, что все это не могло быть правдой, потому что человек, которого я знала, был вовсе не таким, наоборот, Томми был и остается очень благородным и достойным мужчиной с большой буквы, в полном смысле этого слова. Для меня он всегда был самым любящим, нежным и заботливым мужем.
Полтора года, пока шли съемки «Росалинды», мы с Томми продолжали переписываться, посылали друг другу фотографии, снятые дома и на работе. Мы словно узнавали друг друга, в то же время находясь друг от друга вдалеке. Я писала ему: «Смотри, вот это моя гримерка, а это костюмерная. А вот на этой фотографии я снялась в перерыве между съемками, это мои товарищи по работе…» Или посылала домашние фотографии: «Это моя спальня, посмотри, вот мой баловень — плюшевый мишка, а вот это то, что мы едим в Мексике…» и я описывала ему то, что было в холодильнике или то, что готовили у меня дома. Точно так же я узнавала Томми с помощью тех фотографий, что он присылал мне: «Это мой офис; это то, что я вижу каждое утро из своего окна; это моя спальня; это моя машина…» Так фотография за фотографией, письмо за письмом мы поддерживали вспыхнувший огонек нашей любви, пока я заканчивала сниматься в сериале.
После нашей первой встречи с семьей Эстефан в Майами, мы решили, что было бы замечательно и дальше продолжать встречаться там по выходным. Эта идея пришлась мне по душе, потому что наша любовь росла день ото дня, и нам было просто необходимо видеть друг друга. Я поговорила с продюсерами сериала и сказала, что могла бы приходить на съемки гораздо раньше, если они будут отпускать меня по пятницам с полудня. Все уже знали, что я работаю, как заведенная. Задавшись целью, я могла за один рабочий день отснять до двадцати эпизодов, поэтому продюсеры согласились, не переставая инструктировать меня о моих обязанностях: «Значит так, ты прилетаешь в Мексику самым первым утренним рейсом и — прямиком на съемочную площадку, мы будем ждать тебя там». Никаких проблем — так что с «Телевисы» я сразу ехала в аэропорт. Три часа полета, и ровно столько же времени из Нью-Йорка до Майами летел Томми. Каждую пятницу я прямо в гриме и с прической Росалинды садилась в самолет, тут же засыпала от хронической усталости и спала всю дорогу. Я просила стюардессу разбудить меня за полчаса до приземления, направлялась в туалет, где умывалась холодной водой и переодевалась. Потом я спускалась из самолета, и меня уже ждала машина, которая везла меня прямо в ресторан, где с мартини в руках меня поджидал мой любимый магнат.
Так мы провели наш первый романтичный год ухаживания, наш конфетно-букетный период.
Когда съемки «Росалинды» закончилась, мы были счастливы оттого, что могли больше времени проводить вместе, наслаждаясь обществом друг друга. Томми пригласил меня провести лето вместе с ним в Хэмптоне, у него дома. Не мешкая, я приехала к нему с дюжиной чемоданов и своей собачкой… Я уподобилась радиостанции, которую слушают в Мексике «Согласившаяся… она пришла, чтобы остаться», я приехала как гость и больше никогда не вернулась в Мексику[52]. На самом деле я нуждалась в длительном отдыхе. Врач говорил, что мне нужно отдохнуть от огромного воза работы, который я тащила на себе последние пятнадцать лет. Самолет за самолетом, сериал за сериалом, концерт за концертом — я работала на износ. Физическая и эмоциональная усталость разрушали тело, и мне нужно было восстановиться. Мне поставили диагноз: сильное переутомление, недостаток солнечного света и крайнее истощение. На основании этого для начала мне посоветовали с годик отдохнуть, хотя, кто знает, восстановлюсь ли я полностью за это время, поскольку была вымотана до предела. Мне выписали рецепт: лето в бикини у бассейна, коктейли «маргарита», солнцезащитные очки и музычка… Ну как тут не восстановиться!
Так и вышло, что в это лето мы с Томми очень сильно полюбили друг друга. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше нравились друг другу, а чем больше нравились, тем сильнее любили. В конце лета Томми спросил меня: «Почему бы тебе не жить здесь? Почему бы не остаться в моем доме навсегда? Я хочу, чтобы мы жили вместе». Я объяснила ему, что пообещала маме уйти из моего белого дома только для того, чтобы выйти замуж, как мои остальные сестры… такова традиция мексиканских семей. Я описала Томми все беды, через которые прошла из-за любви, рассказала, что как бы ни возлагала надежды на свои мечты, всякий раз, делая ставку на любовь, я проигрывала. Я раскрыла Томми свой самый глубинный, потаенный страх, и он терпеливо, с большой любовью согрел и поддержал меня, убедив в том, что мысль о свадьбе была замечательной. На самом деле я избегала идей о замужестве, я наслаждалась своей свободой и славой. Для того чтобы сделать этот шаг и согласиться на брак, мне нужна была полная уверенность в том, что я не стану снова сожалеть об этом. Но, Томми знал, что мне сказать для придачи сил, он как будто знал меня всегда и заставил принять решение по этому вопросу.