Короче говоря, остальные сельские, в отличие от Сакурова и Жорки, уже с двадцатого апреля маялись извечной тракторной  проблемой. Числу к двадцать пятому Семёныч с Варфаламеевым созрели окончательно и погнали в совхоз за трактором. Там они раздобылись целым «кировцем»  (14) и вспахали свои огороды. Потом они до упада пьянствовали с трактористом, его помощником, их механиком и двоюродным братом механика. А потом их ругала вся деревня.

 Но затем всё устаканилось, Семёныч с Варфаламеевым (и прочие сельские) привели свои огороды в надлежащий порядок, и жизнь в деревне пошла по издревле заведённому в российских сельских местностях регламенту. Мужики не ленились, бабы на них покрикивали и в работе не отставали от мужиков, а Семёныч с Варфаламеевым продолжали зажигать, иногда подпаивая то Гришу, то Мироныча. Виталий Иваныч тоже поддавал, но с начала сезонных работ он перешёл на одиночное пьянство, поэтому в компаниях не участвовал. Потом Гриша перевёз со станции в деревенский дом супругу и тоже завязал. А Мироныч не отказывался ни от одной халявной пьянки. При этом Мироныч халявничал вдвойне: он менял свой дрянной самогон на Варфаламеевские продукты, и часть его же выпивал без ущерба для своего древнего организма и сельского хозяйства в единоличном выражении. Другими словами: он тоже ковырялся в огороде, и, удивительное дело, умудрился посадить и посеять всего понемногу.

 В общем, жизнь в деревне пошла веселей. Соседи Сакурова с другой от Жорки стороны, две немолодые подруги-вековухи и одна немолодая вдова, трудились на одном участке. Они привезли кур, петуха и собаку Стешку, которая обгавкивала всякого, кто её не угощал. Сакуров наладил с соседками сносные отношения, и они друг другу не мешали.

 Ещё один житель деревни (дальше к северу после двух подруг и одной вдовы), некто Жуков, стал показываться в деревне строго в выходные с женой. Говорили, что он, выйдя на пенсию, продолжает трудиться на своём заводе в Угарове и был не дурак выпить. Но пока этот сосед ещё никак не проявился. То ли потому, что вместе с ним на огород приходила его жена, то ли потому, что было недосуг.

 Потом в деревню на сезонное жительство приехали Иван Сергеевич со своею старухой, Марьей Николаевной, и появилась тётка Прасковья, ближайшая соседка Семёныча с северной стороны. Они – Семёныч и тётка Прасковья – тотчас полаялись, при этом полаялись из какой-то ерунды, однако расстроили друг друга изрядно. Прасковья, копая грядки, материлась ещё минут сорок, а Семёныч, бросив все дела и пьянку, ходил по деревне и ругал соседку сволочью.

 Последней прибыла учительница – дама сухая, мелкая и отчётливо пенсионного возраста. Она жила в Москве, там же продолжала трудиться, а дом в Серапеевке купила по случаю, и именно тот, что стоял единственный не в ряд с остальными домами, а на другой стороне. Учительницу привезли на майские праздники зять с дочкой. Пожилая труженица просветительской нивы моментально познакомилась с Сакуровым, она изображала из себя саму любезность и как-то неназойливо склонила соседа к производству некоторых вспомогательных работ в своём хозяйстве. В это время зять с дочкой гуляли по полю, дочка, появлялась в деревне, была со всеми предупредительна, а зять ни с кем не здоровался и смотрел на деревенских с откровенным презрением. А внук учительницы, припёршийся в Серапеевку на папиной тачке, стрелял в пруду лягушек специальными пробками из какого-то импортного ружья. Затем учительница попросила Сакурова присматривать за её избушкой и укатила со своими обратно в столицу.

 - Уехала? – поинтересовался Семёныч, подваливая к Сакуровскому крыльцу.

 - Да, - кратко ответил Сакуров. Они закурили.

 - Ничего не дала? – спросил Семёныч.

 - Чего – не дала? – переспросил Сакуров.

 - Вот дурак! – возмутился Семёныч. – Какого тогда хрена ты ей воду носил и дрова рубил? Надо было водки взять.

 - Ещё чего! – возмутился Сакуров, проигнорировав первого дурака.

 - Дурак! – повторил Семёныч. – Ты ей воду таскал, а зятёк с внуком прохлаждались.

 - А ты видел этого зятя? – кротко спросил Сакуров. – Он себя еле таскает.

 Учетильшин зятёк выглядел донельзя хилым, и Сакуров по-христиански простил ему его презрение к себе и односельчанам, относя такое поведение на счёт попытки компенсировать свою физическую ущербность.

 - Хе-хе! – сказал Семёныч. – Он, между прочим, имеет чёрные подвязки по каратэ.

 - Пояс, - машинально поправил Сакуров.

 - Какая на хрен разница. К тому же работает в самом Спорткомитете бывшего СССР.

 - Да-а? – удивился Сакуров. Впрочем, судя по прикиду зятя, дочки и внука учителки, можно было сразу предположить, что зять не ботанику в школе преподаёт.

 - Да-а! – передразнил Сакурова Семёныч, всё про всех знавший. – Они теперь в спорткомитете такую коммерцию развели, что только держись. Из-за границы не вылезают, бабки гребут лопатой, так что могли выдать тебе за труды, а ты мог с нами поделиться.