И города-склепы, города-призраки, со слепыми провалами бойниц, с сорными травами меж камнями плит. Их стены сдержали атаку шквала приступов, и натиск осадных машин, и таранные удары, но обвалились трухой от скользящего прикосновения руки времени. Ночные птицы, что гнездятся в разрухе башен, дикие псы да шакалы — вот все их обитатели. И осиротелые города видят беспокойные сны, и стряхивают с себя ночами груз столетий, но к рассвету год`а вновь нарастают на них пеплом, плющом и паутиной, и старые их раны ноют к непогоде. Они зажигают призрачные огни, но разве лишь случайный путник забредёт на их свет… и тотчас же отступит в страхе перед недобрым местом. И города жалуются на своё сиротство голосом ветра меж разбитых ставень. Они зовут, но на зов их некому ответить. Все те, кто наполнял их голосами и смехом, столетия назад обратились в тлен.

Но какое бы полотно ни выткалось из слов Джерарда, всюду я видела зеленоглазого странника, хоть он не сказал ни слова о себе.

Это он оставил в книге пустыни вязь следов, проваливаясь по колено в красные пески, и брёл на м`орок облачного города, а из опустелой фляги упала на иссушенные губы последняя капля.

Это он оставил на холодном камне кровь из распоротых ладоней, а после стоял на вершине мира, и царапал горло ледяной воздух, который пьёшь и не можешь напиться.

Это он, склонившись над каменной чашей, заглядывал в обморочную глубину озёр.

Это он ладонью сглаживал кисти степных трав.

Это он бродил по заросшим сорными травами руинам и слышал отзвуки смолкших голосов.

О многом поведал он мне в наши долгие прогулки.

Не говорил лишь о сидхенах, заколдованных холмах.

Однажды спросила его сама, терзая зубами непокорные губы.

Спросила, проверяя на истинность истории о нём: спускался ли он под землю, в чудесную обитель сидхе, жил ли он среди прекрасных духов, преломлял ли их горький хлеб?

Тогда летняя зелень его глаз потемнела, точно на мгновенье их осенил полумрак заповедных земель.

— Да, — ответил он на все вопросы и не сказал более ни слова.

Тогда я не поняла, тосковал ли он по прежней жизни, но змея-ревность отравила мою кровь…