Вообще-то, силой мне Ивайло пользоваться не то, чтобы запрещал, но он этого не одобрял. Меня никто не учил, кроме как базовым навыкам болотной кикиморы, и многое у меня не получилось. Но все-таки никто не мог следить за мной круглые сутки, и, оставшись наедине, я часто баловалась с магией.

До этого мне всегда думалось, что мои силы работают только вблизи болота — но лишь потому, что мне это внушали. К тому же, я никогда и не покидала дома до этого момента, но что-то меня дернуло попробовать. И, к моему удивлению, что-то из этого все-таки вышло.

Наклонившись вперед, я погладила моего коня по мощной шее, представляя тонкую золотистую ленту, которая тянется от моей руки к голове моего незадачливого жеребца. Лента едва заметно дрожала, колебалась, как будто бы от порывов ветра, но я не могла просто послать мысль — мне нужно было полностью завладеть зверем. Мне нужно было проникнуть в его сознание, заставить довериться мне, успокоить, утешить. У каждого животного, как и у человека, обязательно есть тайное горе, успокоив которое, ты получаешь над ним безграничную власть.

Это получилось не сразу, но уже через двадцать ударов сердца пришло знакомое ощущение покоя и тепла. Как будто бы сейчас был теплый, не более того, осенний день на берегу болота.

Прикрыв глаза, я отдала приказание и послала вместе с ним частичку своей собственной мысли, устанавливая с конем более личную связь. Конь тряхнул головой и тихо заржал.

В следующее же мгновение мне пришлось изо всех сил вцепиться в поводья — животное взвилось на дыбы, едва меня не сбросив, и — сорвалось с места! Рассмеявшись, я прижалась к коню, надеясь, что меня не снесет очередным порывом ветра, который отвешивал мне пощечину за пощечиной. Голова у меня слегка закружилась — лесные духи летели в сотню раз быстрее, но их полет был гораздо более плавным, таким, что скорость не ощущалась, а ощущалась лишь эйфория.

Но всё это стоило того удивленно-обиженного выражения, которое было у Реджинальда, когда он догнал меня у ворот городка, где я ждала его уже минут десять.

Конь спокойно пощипывал травку, я же сидела, укутавшись в плащ. Солнце для меня было все-таки слишком ярким.

— Госпожа кикимора, вы смухлевали! — обвинил меня Реджинальд.

— А мы что, играли? — состроила честные глаза я.

Реджинальд укоризненно посмотрел прямо на меня, наверное, по-видимому, пытаясь состроить из себя сурового и непримиримого правителя. Но либо ему в последнее время недоставало практики, либо я была слишком не восприимчивой к авторитетам. Мужчина сдался и махнул рукой. Дескать, что с неё спрашивать, кикимора, никакого уважения к старшим.

Русые волосы разметались по плечам, тонкая рубашка прилипла к намокшему торсу… Поймав мой взгляд, Реджинальд приподнял бровь:

— Нравлюсь?

— Мечтайте, ваше высочество, — позволила я себе хмыкнуть в ответ.

Врага нужно бить его же оружием. Если кто-то хочет съесть тебя — съешь его первым, и проблема решится сама собой. Не мой жизненный принцип, но всё же не грех изредка воспользоваться опытом Лиха Одноглазого.

Вот оно, кстати, сюда бы в жизни не забрело.

Высокий деревянный частокол окружал территорию раз в пятнадцать меньшую, чем наше болото. Верхушки бревен были обтесаны так остро, что я бы не позавидовала бы тому, кто бы осмелился попытаться их перелезть. Да, одноглазое существо в лохмотьях здесь бы конечно приняли с распростертыми руками.

Я и сама почувствовала себя не в своей тарелке, когда Реджинальд, спешившись, постучал в ворота, в которых было прорезано малюсенькое окошечко, как будто бы сторожем в городе служила, ни дать ни взять, анчутка. Правда, мне было действительно интересно посмотреть на настоящих людей. Реджинальд, разумеется, был человеком, но все-таки, не совсем настоящим. А мне хотелось увидеть кого-то ну совсем уж человечного, такого, коренного жителя, чтобы уж раз и навсегда разобраться, кто есть кто. Мои пожелания явно были кем-то услышаны.

В резко открывшееся окошечко высунулась настолько страшная морда, что я взвизгнула, отпрянула и поспешила спрятаться за широкой спиной Реджинальда. Пусть он и смертный и по определению слабее, но кикимор меньше, значит, нас надо защищать любой ценой. Мы вообще вид на грани вымирания!

— Кто пожаловал? — хриплым голосом прокаркал человек.