Услышав это, Спасаломская почувствовала такое облегчение, что закрыла глаза и тут же опять провалилась в беспамятство, но теперь это был всего лишь сон. Сон. Она и не подозревала, что пороги больницы обивает орда репортеров, прослышавших о ночном происшествии. Они были готовы заплатить любые деньги, чтобы им разрешили проникнуть в палату Спасаломской, сфотографировать ее и поговорить с ней. Но персонал больницы стойко выдержал первый натиск, а потом к нему на помощь подоспел наряд полиции из ближайшего участка.
Поднимался скандал.
Но она спала, будто скандал этот ее совсем не касался. Все это случилось в другом мире и с другими людьми.
Томчин многое повидал в этой жизни, но был далек от мысли, что видел все. Статья из утренней газеты была как раз из этого разряда. «Неожиданная» – слишком мягкое слово. Здесь надо сказать что‑то более резкое. Такого быть просто не могло, и если бы он, секундой ранее, не убедился, еще раз взглянув ни название газеты, что читает «Городские ведомости», а не какой‑нибудь бульварный листок, где печатают всяческие истории для любителей клубнички, причем истории эти частенько выдумываются не выходя из стен редакторской комнаты, то никогда не поверил бы прочитанному. Он и сейчас не верил, все еще думая, вернее надеясь, что репортер многое присочинил, чтобы газета продавалась лучше и тираж ее вырос.
Заголовок вынесли на первую полосу, набрав крупными буквами, так, чтобы и слепой разглядел бы их в минуты озарения. Сердце Томчина забилось в истерике, когда он услышал на улице крики разносчиков газет.
– Читайте в утреннем номере. Известная актриса Елена Спасаломская едва не стала жертвой сатанистов.
Томчин остановил авто.
– Иди‑ка сюда.
Он поманил пальцем разносчика, высунувшись из авто, дал ему монетку, жадно схватил газету, будто у него могли ее отобрать. И вправду, желающих‑то было много, и разносчика окружила изрядная толпа, буквально выхватывая газету друг у друга из рук. Что же будет, когда у разносчика подойдут к концу запасы? Его разорвут на части те, кому газета не достанется. Или он сумеет обмануть их, сказав, что только сбегает в редакцию и принесет еще газет.
Томчин с жадностью впился взглядом в газету, будто кокаинист, получивший дозу. Глаза у него нездорово заблестели. Долго искать не пришлось. Чудовищно огромные буквы заголовка сами лезли в глаза.
«ИЗВЕСТНАЯ АКТРИСА ЕЛЕНА СПАСАЛОМСКАЯ ЕДВА НЕ СТАЛА ЖЕРТВОЙ САТАНИСТОВ».
Прочитанное буквально впивалось в него иголками. Сперва от этого еще быстрее заколотилось сердце, потом к горлу стала подступать тошнота, а кровь мощными волнами прилила к мозгу. Тот стал закипать, как вода в чайнике.
«Не может быть!»
«Сатанисты похитили известную актрису Елену Спасаломскую, когда та возвращалась домой. Они набросились на нее возле подъезда, когда ничего не подозревающая звезда синематографа покидала свое авто. Усыпив Спасаломскую хлороформом, сатанисты увезли ее за город – в дом Родиона Свирского. Он‑то и был зачинщиком этого похищения. И там в его доме сатанисты предались исполнению страшного, леденящего кровь, культа. Подобные сообщения мы привыкли получать лишь из земель, населенных дикими племенами, но, оказывается, подобное случается и в Российской империи и не где‑нибудь на ее задворках, а в самом ее сердце.
Начертив на полу пентаграмму, тем самым желая призвать нечистую силу, сатанисты хотели принести ей в жертву знаменитую актрису. Для этого они подготовили ритуальный нож, который, как нам удалось выяснить, Родион Свирский привез из поездки по Юго‑Восточной Азии».
«Негодяй Свирский! Я разорву его! Упеку в тюрьму, чего бы мне это ни стоило», – закипел Томчин, отведя взгляд в сторону от газеты, сжимая кулаки, отчего края газеты смялись.
«По нашим сведениям, Родион Свирский довольно долго добивался благосклонности известной актрисы, но все его попытки оказались тщетными. Спасаломская оставляла без внимания как дорогие подарки, которые присылал ей Свирский, отправляя их обратно, так и настойчивые просьбы Свирского о встрече.
На горизонте появился более удачливый конкурент, которому удалось захватить сердце Спасаломской. Им оказался майор Военно‑Воздушного флота России Александр Шешель, не так давно оказавшийся в Москве и ныне занятый вместе со Спасаломской на съемках грандиозного фильма о полете человека на Луну».
«А об этом он откуда узнал?» – удивился Томчин, задумался, прикидывая, кто из съемочной группы мог выложить приставучему репортеру все, что происходит на студии. Много таковых. Не найти теперь.
«Отчаявшийся Свирский стал действовать, как герой классической пьесы, взяв на вооружение лозунг: „Так не доставайся же ты никому“.
Ритуальный кинжал – вот оружие, которым отвергнутый воздыхатель решил расправиться с актрисой.
Свирский поклонялся темным силам. Когда полиция устроила обыск в его доме, там нашлось множество любопытных книжек, рассказывающих о том, как вызывать души мертвецов, призывать на помощь сатану и прочие мерзости.
В последние месяцы Свирский влез в крупные долги. Приближалась выплата по векселям, и, не сумей он погасить их, судебные приставы опечатали бы его имущество, а затем пустили с молотка. И вот в этой ситуации Свирский решил принести в жертву ту, которую любил, думая, вероятно, что таким образом сможет привлечь на свою сторону темные силы и они помогут ему избежать банкротства.
Что уж он ждал: манны ли небесной, свалившегося на голову наследства, которого ему хватило бы еще на год‑другой беззаботной жизни, или чего‑либо подобного – мы этого уже никогда не узнаем, если, конечно, кто‑нибудь из вас не вздумает воспользоваться одной из книг, оставшихся в коллекции Свирского, и попробует вызвать его душу. Очевидно, что имущество Свирского таки опечатают и вскоре оно будет продано с аукциона, чтобы возместить его долги. И очевидно, что этой участи подвергнутся и книги из его коллекции.
Но обо всем по порядку».
«Хм», – промычал Томчин, неожиданно поняв, что читает статью с таким же интересом, как захватывающий детектив, который не выпустишь из рук, пока не доберешься до последней страницы. Беда, если такая книга попадает к тебе на ночь. Глаз ведь до утра не сомкнешь. Этак, дойдя до конца статьи, найдешь надпись – продолжение следует. Разочарованию тогда предела не будет.
Он добежал глазами до последних строк, пока, не вникая в их смысл, нашел фамилию автора статьи попробовал запомнить ее.
«Бойко излагает. Надо будет в редакцию наведаться, поговорить с ним и переманить на студию. Пусть сценарии пишет».
«Начертанную на полу пентаграмму, пока только светящейся краской, сатанисты намеревались обвести кровью. Спящая Спасаломская лежала подле, а в это время сатанисты читали страшные заклинания. Огонь свечей освещал их лица, на которых все той же светящейся краской были нарисованы черепа. И здесь им помешали. На сцене появился герой, о котором мы уже упоминали ранее, – майор ВВФ России Александр Шешель».
«Либо он имеет хорошие агентурные связи во всех властных структурах, либо у него хорошее воображение, что он смог выдумать такое, или он обладает незаурядным аналитическим умом, достойным Шерлока Холмса, если может реконструировать события с такой поразительной точностью по тем крохам, которые стали доступны общественности. Но, возможно, у него есть все – и связи, и воображение, и ум. Кажется, я нашел хорошего сценариста».
Он не замечал, что встал почти посредине дороги и мешает движению. Авто и экипажам, обходя его, приходилось заезжать на встречную полосу, отчего на улице создавалась аварийная ситуация. Он не слышал ни гудков клаксонов, предназначавшихся ему, ни гневных криков, не обращая никакого внимания на окружавший его мир, пока перед его авто не возник полицейский и не постучал костяшками пальцев по двери. Только тогда Томчин оторвался от статьи и посмотрел на полицейского. Взгляд его был осоловелым, точно он чуть выпил.
– Что с вами? – спросил полицейский, насторожившись, увидел газету в руках Томчина и добавил: – Вы выбрали не самое подходящее место для чтения газет.
Томчин прочитал уже и о кровавой драме, в ходе которой все сатанисты были убиты, а Шешель получил тяжелое ранение. В ту секунду, когда его окликнул полицейский, Томчин представил залитый кровью пол и содрогнулся от этого видения.
«Ритуальный кинжал не испробовал крови Елены Спасаломской, а только Александра Шешеля, но сатанисты так и не смогли обвести кровью светящуюся пентаграмму».
– Простите, – вымолвил Томчин после паузы.
– Ничего. Можете чтение продолжать, только прижмитесь поближе к тротуару, чтобы не мешать движению на улице. Что делается, что делается. Ужас какой! – сказал он в довершение, кивнув на газету: – Я читал эту статью.
– Да, – сказал Томчин, – спасибо вам. Я, пожалуй, поеду.
– Счастливого пути, – козырнул полицейский.
«О господи, отчего посылаешь мне такие испытания. Вначале Шагрей и вот теперь Спасаломская с Шешелем. Я лишился главного консультанта и главных актеров. Хорошо еще, что фильм почти отсняли, а без того, что не успели, по большому счету, можно и обойтись, но… поневоле будешь суеверным».
Он вспомнил черную кошку, перебежавшую дорогу его авто, когда он впервые вез Шешеля на студию.
«Как эпидемия какая‑то. Всех выкосило. Что там еще нас ждет? Надо проведать их».
Он представил на больничной койке Спасаломскую. Отчего‑то вся она была обмотана бинтами, как мумия, хотя в статье написано, что она почти не пострадала, а вот Шешеля в бинтах он представить не мог. Если и видел в своем воображении человека в бинтах, то на Шешеля тот походил мало.
Он опять развернул газету. Хотел дочитать статью до конца.
«Шешель оказал плохую услугу кредиторам Свирского. Их главный должник – мертв. Его имущество пойдет с молотка. Но прежде состоится судебное разбирательство, о котором мы, конечно, будем сообщать вам».
«Негодяй Свирский. Если бы Шешель не убил его, я его собственноручно задушил бы.
Шешель выбыл из строя надолго. В лучшем случае удастся подснять несколько сцен, где ни он, ни Спасаломская не задействованы. Но таковых мало. Все. На съемках можно ставить крест».
«Сейчас жизни Елены Спасаломской и Александра Шешеля вне опасности. Они находятся в больнице. В какой – мы не станем сообщать, но вскоре вы увидите героев этой истории на экранах синематографа».
«Провидец‑то, – выругался Томчин, – фильм мне тут разрекламировал. Да, после таких событий народ на него повалит валом, даже если выйдет сущая дрянь. Но дрянь‑то не выйдет. Хорошо еще, что репортер этот, как его, – и Томчин опять глянул в конец статьи, чтобы вспомнить имя ее автора, – не пришел ко мне требовать вознаграждение за рекламу фильма. Впрочем, может, и приходил. Надо свериться. В студии‑то я не появлялся. Спешить надо, а то уйдет – ищи его тогда по всем коридорам редакции».
Еще один бездарный день подбирался к середине своей жизни.
14
Томчин, чуть приоткрыв дверь, смотрел на безмятежное лицо Спасаломской – бледное скорее от переживаний, а не от малокровия. Изредка кожа на лице вздрагивала от судороги, но очень, очень редко. Волосы разметались по подушке. Она была так прекрасна, что даже солнце решило посмотреть, как она спит, послав сноп своих лучей проведать ее и погладить кожу на лице. Оно стало чуть желтоватым, чуть розовым и чуть оранжевым, но не только из‑за того, что ее осветило солнце. Просто она перестала видеть страшные сны.
Тяжело было Томчину оторвать от нее взгляд, но он, почувствовав, что за спиной у него кто‑то стоит, обернулся. Врач прислонил указательный палец к губам, отстранил Томчина, прикрыл дверь и прошептал:
– Пусть спит. Когда проснется, ее можно будет забрать. Она придет в себя окончательно в новой обстановке. Новые впечатления затмят все воспоминания о том, что ей пришлось пережить, они потускнеют. А впрочем, она и так уже почти ничего не помнит. Мои гипнопсихологи поработали над ней. Только газету со статьей не показывайте ей. Хотя бы первые несколько недель.